Владимир Ильин - Сокамерник

Я покачал головой.

— По своему опыту знаю: люди, у которых дома хранятся большие ценности, не станут открывать дверь посторонним ни за какие коврижки. А если и откроют, не подпустят своих жен, матерей и уж тем более детей к незнакомым гостям. И наконец, у всех антикваров квартиры оборудованы специальной сигнализацией на случай ограбления. Всякие потайные кнопки натыканы повсюду… Нет, гражданин начальник, это — дело рук Кулицкого.

Кэп вернулся за стол, и я внутренне сжался, ожидая, что он вот-вот обнаружит пропажу ножа, но ему, видно, было сейчас не до этого.

— И что дальше? — спросил он. — Какое отношение вся эта лабуда имеет отношение к нашему общему делу, Пицца?

— Наверное, никакого, — сказал я с притворным спокойствием. — Я просто хотел убедиться… сомнения у меня были…

Кэп долго смотрел на меня, и мне показалось, что нож жжет мою грудь под комбинезоном.

— Что-то ты темнишь, зек, — наконец, сказал он. — И мне это не нравится. Сдается мне, что ты не справляешься с моим поручением. Может, отправить тебя обратно на насиженное место и расторгнуть наш договор?

Теперь уже кровь отлила от моей головы так, что даже в глазах потемнело.

— Гадом буду, начальник, — сказал я, слыша свой голос как бы издалека, — но я всё сделаю, как надо! Дайте мне еще хоть один день!

— Ладно, — кивнул Кэп. — Будь по-твоему. Но если завтра результата твоей дембельской работы не будет — пеняй на себя, Пицца Валерьевич!

Когда створки люка камеры захлопнулись за моей спиной, я, к своему великому удивлению, увидел, что Виктор вовсе не витает в своем несуществующем мире цифр и формул, а радостно кувыркается в воздухе и верещит, как пьяный заяц.

Он подлетел ко мне, обхватил меня руками и ногами, и мы закружились с ним в идиотском танце, словно спаривающиеся осьминоги.

— Ты что, совсем офигел от своей высшей арифметики? — мрачно спросил я.

— У меня стало кое-что получаться, Эдуард Валерьевич! — крикнул Виктор. — Понимаете? Теперь я знаю, как решить эту проклятую задачу! Ведь самое главное — это найти правильную методику! А остальное — дело времени!..

Я скрипнул зубами от накатившей ярости.

— Ублюдок ты, вот ты кто! — сказал я в лицо своему сокамернику. — Из-за своих уравнений ты загубил четыре живых души! Но не ради чего-то жизненно важного! И даже не ради денег, как это делали я и другие, кто сидит здесь! Потому что ты никогда не получишь ни Нобелевскую премию, ни миллион баксов, который посулил штатовский институт. Тому, кто сидит в КоТе, призы и премии не светят!.. Ты убил тех, кто тебя хорошо знал, а порой — и кормил, и поил, ради того, чтобы решить дурацкую задачу, которую когда-то придумал такой же идиот, как ты, и которая никому на хрен не нужна! Ты возомнил себя героем, приносящим себя в жертву своей проклятой науке, а для меня ты — всего-навсего фанатик, который идет к цели по трупам! Подумай сам, урод: ты угробил своих соседей и угробишь себя самого только для того, чтобы поймать кайф от осознания своей гениальности! Ты думаешь, что тебя никто не сможет наказать, да? Потому что самое страшное наказание для других — это то, о чем ты мечтал? Нет, ошибаешься, сволочь, я знаю, как наказать тебя — и я сделаю это, потому что здесь больше некому сделать это!

Вытащив нож, который я спер у Кэпа, и захватив локтем шею парня, я приставил костяное острие к его горлу.

— Я убью тебя, подонок, — сказал я, — и это будет наказанием, которое ты заслужил!

Виктор что-то хрипел и дергался, пытаясь освободиться, но я крепко держал его.

Внезапно люк камеры распахнулся, и в проеме возникли фигуры охранников во главе с Кэпом. Увидев, что происходит, они явно оторопели.

— Отпусти его, Пицца, — приказал начальник тюрьмы. — Что ты делаешь, болван?!

— Ни с места! — прохрипел я. — Если кто-нибудь дернется, я точно запорю этого придурка! Клянусь!..

Но Кэп только хмыкнул:

— Нашел, чем пугать! При любом раскладе ты все равно уже труп, зек, и Земли тебе никогда не увидать. Так что — давай, мочи своего дружка-сокамерника! Или слово козырного уже ничего не стоит?

Он еще что-то говорил, но я уже не слышал его.

Меня настигло окончательное прозрение.

— Ну и гад же ты, начальник! — крикнул я. — Ты специально подсадил меня к этому фанатику, чтобы я грохнул его! Ты знал, что никому не удастся уговорить его вкалывать. И про чип в его мозгах — тоже знал… Поэтому ты всё подстроил так, чтобы я оказался припертым к стене! Не сомневаюсь, что и документы, которые ты давал мне читать, были подделаны. Ты хотел внушить мне, что мой сокамерник заслуживает смерти! А потом ты специально подсунул мне этот ножик и сделал вид, что не заметил, как я его стянул. Короче, ты хотел моими руками убить Отказника — только потому, что он не захотел плясать под твою дудку!.. Официально всё будет шито-крыто: одуревший от длительной отсидки в невесомости заключенный Краснов убивает другого заключенного и получает заслуженное наказание. В виде отмены всего того, что он заработал за двадцать лет отсидки. Ты хотел использовать меня, как лоха, а я искренне верил, что восстанавливаю справедливость и вершу правосудие!..

— Придурок, — ласковым голосом сказал Кэп, ощерясь во всю свою пасть, — ты напрасно надеешься, что твоя обвинительная речь будет записана и услышана на Земле. Вся аппаратура дистанционного надзора в этой камере сегодня не работает. Технические неполадки, знаешь ли!.. Тем более, что твоему бреду все равно никто не поверит.

Он повернулся к своим людям и сказал:

— Взять его!

Охранники были вооружены только дубинками-парализаторами. Они двинулись на меня, заходя с разных сторон, и я понял, чем должна закончиться эта история.

Я толкнул Виктора в направлении своих противников, выигрывая несколько секунд и отлетая назад. В полете я перевернулся лицом к стене, и приставил острие ножа к тому месту, где у меня было сердце.

Сила инерции была не очень большой, но нож все-таки вошел в мое тело, и нестерпимая боль обожгла меня кипятком, однако я еще оставался в сознании и, взявшись обеими руками за рукоятку, стал давить на нее, чтобы костяное лезвие достигло цели.

Когда боль достигла совершенно невыносимого предела, вокруг меня все потемнело. Я решил, что теряю сознание, но это оказалась моя кровь, которая, скатываясь темно-красными шариками, стремительно заполняла пространство вокруг меня.

Шарики то сливались друг с другом, то распадались на множество более мелких пузырей, и мне показалось, будто это не шарики, а цифры, вот только чт? они означали — я так и не сумел понять.

А потом почему-то отключился свет и наступила мертвая тишина…

Я сидел в зале космопорта уже второй час.