Владимир Ильин - Сокамерник

Ну, где там застрял разводящий по рабочим местам? Бывшему убийце и грабителю Эдуарду Краснову по кличке «Пицца» чер-ртовски хочется поработать, знаете ли…

Словно услышав мой мысленный зов, створки входного люка разъехались, и в дверном проеме замаячило хмурое лицо Митрича.

Я мученически вздохнул.

За те полтысячи дней, которые Митрич прослужил в КоТе, я полтысячи раз слышал от него по утром стандартную фразу: «Ну, граждане тунеядцы, убийцы и насильники, кто хочет сегодня поработать?».

Однако сегодня шутник-надзиратель, похоже, решил удивить меня.

— Вот что, Пицца, — хрипло сказал он, держась за коридорный поручень, чтобы не воспарить к потолку. — Сегодня ты на работу не идешь. Следуй за мной.

Я от неожиданности слишком резко дернул рукой, и меня смешно крутануло в воздухе.

— Куда это? — восстановив равновесие, осведомился я.

— Р-разговорчики! — проскрипел Митрич. — Руки в ноги — и полетели! Кэп тебя вызывает, ясно?

Меня словно ошпарило кипятком.

Блин, неужели я ошибся в своих подсчетах, и мой срок истек сегодня? Или меня решили выпустить досрочно? А может, в производственной зоне что-то случилось по моей вине, и теперь мне, наоборот, впаяют увесистую добавку к сроку?

В коридоре было пусто и тихо. Значит, Митрич пришел за мной после того, как развел всех по цехам. То-то мне показалось, что он задерживается.

— Что там случилось-то, Митрич? — как можно более дружелюбным голосом осведомился я.

Надзиратель буркнул:

— Откуда я знаю? Одно скажу: Кэп зря вызывать не будет.

Тут он был прав. Значит, действительно что-то стряслось. За полтора с лишним года своего царствия Кэп вызывал зеков на беседу лишь в исключительных случаях. Так что сейчас это могло означать, с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, всё, что угодно. В диапазоне от «казнить» до «помиловать»…

Усилием воли я заставил себя отвлечься.

— Слышь, Митрич, — спросил я надзирателя, неуклюже плывшего за мной по коридору, как летучий кит, — а у тебя утром не бывает ощущения, будто ты себе ногу или руку отлежал?

— Не-ет, — мотнул он головой. — Как в невесомости можно что-то отлежать? Тело же ни черта не весит!

— А вот у меня бывает, — признался я. — И в последнее время — все чаще…

— Ну и неудивительно. Если б я с твое здесь оттрубил, может быть, и мне бы что-нибудь мерещилось… У меня другая фигня наблюдается, Эд. Ревматизм застарелый разыгрался. А с чего — сам не пойму. Сквозняков тут не бывает, температура постоянная поддерживается. А кости всё ноют и ноют…

— Сходи к Аспирину, пусть он тебе что-нибудь пропишет.

— Да ну его к черту, алкаша! — пробурчал Митрич. — Комиссует еще, а оно мне надо? Уж как-нибудь доживу до конца вахты. Мне ведь меньше половины срока осталось…

Я знал, почему Митрич — как и любой другой надзиратель КоТа — боится досрочной отправки на Землю. «Вахта» административного персонала составляла три года. А платили здесь в четыре раза больше, чем в любой из земных тюрем. Плюс всякие льготы, в том числе и пожизненные…

— А тебе сколько осталось? — вдруг поинтересовался мой конвоир. — Месяца три, по-моему?

— Обижаешь ветерана, — усмехнулся я. — Шестьдесят девять дней, вместе с сегодняшним — и ни часом больше!..

— Счастли-ивый, — с нескрываемой завистью протянул Митрич. — Раньше меня, значит, на Земле окажешься… Сам-то ты откуда?

— Да какая разница? — отмахнулся я. — Все равно прошлой жизни для меня уже нет и не будет. И, кстати, ты зря меня достаешь своими шуточками насчет пиццы. Запомни: я давно уже не Пицца, а Эдуард Краснов!..

Некоторое время мы передвигались молча по залитому мертвенно-желтым светом бактерицидных ламп коридору. Митрич не обманывал: мы действительно направлялись в отсек, где располагалась администрация КоТа.

— Не Пицца, говоришь? — наконец, усмехнулся Митрич. — Ну, это мы еще посмотрим, каким ты эдуардом на Земле себя покажешь. Я вот, считай, всю жизнь охранному делу отдал. И много таких, как ты, якобы перевоспитавшихся видел. Пока они на зоне сидят — изображают из себя паинек тише воды, ниже травы. А ст?ит им на воле оказаться, в момент забывают, каково оно — длинный срок мотать.

— Так то на Земле, — возразил я. — А у нас всё по-другому, и надо быть последним идиотом, чтобы захотеть вернуться в КоТ.

— Ты Тихушника помнишь, из третьего блока? — вдруг спросил Митрич.

Разумеется, я помнил. На самом деле Тихушника звали Антон Сипягин. Десять тяжких убийств, грабежи, рэкет… В КоТе он отбыл пятнадцать лет вместо двадцати. Пять лет ему срезали за примерное поведение. И действительно, в конце срока его фото можно было вставлять в агитационную брошюру МВД как образец осужденного, заслужившего возвращение в ряды честных граждан.

— Ну, помню, — кивнул я. — А что?

— А то!.. Через два месяца после досрочного освобождения он угнал дорогущий «джип»-внедорожник в каком-то провинциальном городке и принялся развлекаться на полную катушку. Превратил в лепешку человек пятнадцать прохожих, сбил с моста в реку микроавтобус со школьниками… А когда его загнали в промзону, замочился на полной скорости в цистерну с нефтью. Фейерверк, значит, устроил…

Я пожал плечами:

— Пьяный, наверное, был. Или под кайфом. А может, возникли проблемы с бабами…

— Не-ет, — возразил Митрич. — Ты мне мозги не пудри, Эд. Экспертиза потом показала, что ни наркоту, ни спиртное Тихушник не употреблял. И баб у него было — хоть пруд пруди. Просто такие, как вы, уже не сможете жить нормальной жизнью. У вас же психика другой после КоТа становится. Будь на то моя воля, я бы вообще вас отсюда никуда не отпускал…

Самое страшное в этом монологе было то, что Митрич говорил спокойным, будничным голосом. Точно так же, как за минуту до этого жаловался на свой ревматизм.

Я почувствовал, что кулаки мои невольно сжимаются, а в глазах возникает странная пелена.

— Слушай, Митрич, — сказал, не слыша своего голоса. — Скажи честно, а тебе не страшно конвоировать меня вот так — без оружия, без дубинки, без наручников? Ведь если в мою больную психику дурь взбредет, я с тобой всё, что мне захочется, сделаю…

Но мой спутник и ухом не повел. Охране КоТа действительно не полагалось табельное оружие, а что касается спецсредств в виде усыпляющего газа, наручников и дубинок-парализаторов, то последний раз на моей памяти их применяли двенадцать лет назад, когда группа прибывших новичков-отморозков учинила бунт, захватила заложников и потребовала немеряную сумму и возможность беспрепятственного возвращения на Землю.

— Да брось ты, — миролюбиво отозвался Митрич. — Чего мне бояться? Я же знаю, что никому из вас не захочется оставаться здесь до конца своих дней.

Это верно: за любое неподчинение администрации виновному светила надбавка к сроку. А уж за убийство охранника — стопроцентная «пожизненка».