Вацлав Кайдош - Барьер

минуту, когда отправится он наконец освобождать Мерлина, сразиться с Драконом.

В рыцарском зале, как всегда во время больших торжеств, пылали сотни факелов, на стенах развешаны были знамена и ковры. Каменный пол усыпали душистым сеном и полевыми цветами. На галерее музыканты перебирали струны лютен, пробовали, как звучат барабаны. Вдоль всех четырех стен зала выстроились воины с алебардами и трубачи с фанфарами, они застыли неподвижные, как статуи, глядя прямо перед собой, и лишь вполглаза – но зато с великим усердием – следили за главой музыкантов, дабы, когда вскинет он руку, быть начеку и по знаку его протрубить «внимание!» либо сыграть приветственный туш.

С шумом и громким говором входила в зал высшая знать королевства. Впереди всех шествовал Артур об руку с королевой, за ними, соответственно рангу, прочие важные господа. Под приветственные звуки фанфар Артур и

Гиневра прошли к приготовленным для них креслам; Гиневра тотчас села и пленительно завертела прекрасной головкой, осматриваясь. Артур, огорченный тем, что не удалось удержать Ланселота при себе, окинул сумрачным взглядом общество, рассаживавшееся на сей раз не за круглым столом, и тоже опустился в кресло. Тут опять взвились фанфары, знатные вельможи в плащах – здесь все были без мечей – и прекрасные дамы разом вскочили с мест, свет факелов заиграл на поднятых кубках.

– За Артура и за Британию!

Когда замерла могучая, приправленная звонкими женскими голосами здравица, Артур встал. Все смолкли, воцарилась почтительная тишина, и хотя король говорил негромко, каждое слово его разносилось по всему залу:

– Высокородные дамы и вы, славные рыцари Британии!

Все вы видели необычайный нынешний поединок. Признаюсь: поскольку я уж немолод, скорбь то и дело ко мне подступала, ибо думал я, что либо Галахаду, либо Ланселоту нынче суждено умереть. Слава небесам, вот они оба сидят среди нас, оба – целы и невредимы. Господин Галахад! Мне не сказать достойнее того, что ты сказал еще там, на ристалище. Тебя победил первейший рыцарь из бриттов, тот, кого ты же и обучил, и тебе не стыдиться сего, но гордиться пристало! Господин Ланселот! И твои слова, сказанные там, после ристанья, не ущемляют славу твою, но только лишь приумножают ее. Да, ты был достойным противником Галахаду, но в седле твоем восседало и счастье. Пусть же восславит сей кубок двух самых могучих воителей бриттов: Галахада и Ланселота! – Он жестом удержал фанфаристов, – Оба они мне равно любезны!

Зазвенели фанфары, и дворяне, и рыцари – те самые, что уже преодолели позор свой, те, что избегли смерти, какую несла им рука Ланселота, – громко славили (хотя и не ведали главного) этих двух мужей, столь разных и все же столь явственно вылепленных из одного теста, провозглашали здравицы за обоих и за каждого по отдельности.

Пир начался. Внесены были два зажаренных целиком теленка, внутри у каждого было по поросенку, в поросятах же кипели в жиру голуби; мясо нарезали огромными кусками, с них капал горячий жир, его подхватывали на огромные куски хлеба, и все – рыцари и их прекрасные дамы, молодые дворяне и юные барышни – с отменным аппетитом приступили к трапезе.

И тогда три певца выступили вперед и запели под звуки лютни о том, как прекрасна жизнь рыцаря и сколь достойно рыцарское предназначение.

Любезен сердцу моему

под пасху свежий дух весны.

Он рушит тварей всех тюрьму –

и снова песни птиц слышны,

в душе рождая сладость.

И нежит сердце мне пейзаж:

равнины зелень, лагерь наш, –

и грудь мне полнит радость,

когда я вижу пред собой

порядок войска боевой.

И любо сердцу моему

увидеть бегство поселян,

во вражьем стане кутерьму,

удар шальной, как ураган,

отряда головного,

что расчищает войску путь,

вкруг крепости кольцо сомкнуть;

и рыцари готовы

преодолеть – наперебой –

из свай ограду, ров с водой.

И любо сердцу моему,

когда храбрейший из мужей

вперед метнется, все поймут

его тотчас, под звон мечей

все в гущу схватки рвутся.

Хоть каждый знает, что легко

его там может смерть пронзить,

но все ж ряды не гнутся.

Ведь к славе есть один лишь ход:

удар принять и отразить.

Сраженье взглядом обниму:

оно все пуще, все сильней,

немало жизней канет в тьму

под ржанье брошенных коней.

Вассалов непокорных

и всю им преданную рать

мы с корнем будем вырывать,

как трав побеги сорных.

Чем сотню пленников угнать,

похвальней жизнь одну отнять.

Любви утехи, пир хмельной –

я все отдам за краткий миг,

когда мой конь летит стрелой

и рвется вверх победный крик.

Отходит враг разбитый.

«Пощады!» – слышно тут и там,

но вот упал и вождь их сам,

вокруг – тела убитых

пригвождены к земле копьем,

врагов безжалостно мы бьем!

В залог отдам хоть всю страну,

но ни на что – и тверд я в том –

не променяю я войну 1.

Галахад и Ланселот сидели рядом, и хотя не многие наблюдали за ними посреди грандиозного чревоугодия, но все же те, кто наблюдал, видели, что эти двое едят мало, но увлеченно беседуют. При этом говорит почти все время один Галахад, Ланселот же его слушает.

Довольно необычное зрелище представляли собой эти два мужа: ведь всего несколькими часами раньше они обрушивались один на другого неотвратимо, как две валящиеся сосны, и взаправду едва не погубили друг друга, а теперь!. Теперь они сидели плечом к плечу, оба серьезные, но совсем не гневные, Ланселот иногда что-то спрашивал, Галахад говорил, говорил в ответ, а Гиневра все это виде-

ла ! Ибо, кроме Артура, по-настоящему только она наблюдала за двумя рыцарями.

1 Перевод А. Старостиной.

Ланселот, уперев подбородок в руку, что-то сказал Галахаду, тот же ответил весьма сердитой и быстрою речью –

боже правый, Галахад и быстрые речи! – потом они выпили, но друг с другом не чокнулись.

Галахад объяснял что-то, и на лице его написано было поистине отчаяние, но вдруг у Ланселота покраснел лоб, он закричал на Галахада – слов нельзя было разобрать из-за музыки, – и Галахад умолк, откинулся на спинку стула.

Потом взялся за чашу, а левой рукой сделал знак музыкантам. Проиграли «внимание!». Встал рыцарь Галахад

Безупречный, бросил взгляд на Ланселота.

– Я сказал сейчас вот этому подле меня сидящему рыцарю, тому, кто победил нас всех… – Галахад обвел взглядом пирующих, – я сказал ему: если он уйдет от нас, путь его будет тяжек. Пью эту чашу за Непобедимого