Александра Давыдова - Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

Жизнь испортила Эддингтон. Она мягко, одну за другой, отключила цепи компьютеров и еще три часа выводила мое кисельное тело из состояния транса.

— Я вынуждена, сэр Альберт, напомнить вам о возложенных на нашу семью обязательствах.

Что за чушь? Ну да… Что-то с папочкой… Я попробовал вялой рукой зафиксировать чашку какао… Наклонился, отпил со стола.

— А… нельзя без меня?

— Невозможно. Нас ждут в клинике «Маленький ангел».

— Что за гадость…

— Я, сэр, к сожалению, выражаю свое несогласие. Наши дети — сошедшие ангелы.

— А я полагал — бесенята…

Эддингтон… Пардон, леди Зу, так она назвала себя прессе, приказала роботам тщательно вымыть сэра и упаковать в свободный черный костюм. Любимое кресло с колесиками само повезло меня в недра золоченого лимузина. Я, конечно, не инвалид, но пускай никто не рассчитывает, что свершу хоть один лишний шаг в направлении их муторных целей.

До водителя за переборкой рукой подать — десять метров. Это, знаете ли, напрягает. Борясь с тошнотой, я велел автомату задраить все окна, отделяя мир мягкой шкатулки от гремучего мира людей. И все же успел заметить, как эффектная Эддингтон (что одежда делает с женщиной!) грациозно сошла со ступенек и скользнула в моно-шмеля элегантной дамской конструкции. Мгновенно взвилась над деревьями, махнула ладошкой: «Поехали!» И водитель не стал консультироваться с сыном работодателя, осторожно набрал высоту. Я схватил бумажную урну и откинулся на подушки обреченной жертвой насилия. Из искристого нереала на людей смотрел снисходительный синий взгляд печальной Альберты…

Надо отдать ей должное — Эддингтон провела основательную предвизитную подготовку. Мы спустились в маленьком дворике, где не было припарковано ни одной вонючей машины. Шофер даже носа не высунул, мое кресло мягко поехало в отворенные белые двери. В вестибюле узкие столики медицинского персонала и диванчики для посетителей оказались приятно пустыми, а фото-мото младенцев, слава Творцу, отключенными.

— Добрый день, сэр Альберт! Леди Зу! — зазвенел взволнованный голос девушки-невидимки. — Доктор Шмидт ожидает вас в комнате предварительных переговоров.

Но и в зале, где умное кресло подкатило меня к подоконнику, никого, разумеется, не было. Нас «встречал» бородатый портрет умудренного жизнью мулата с проницательными глазами. Эддингтон уселась в углу и, быть может, сделала знак наблюдавшему в камеру доктору. Хотя, сколько б я ни косился, буравящего зрачка соглядатая не обнаружил.

Доктор Шмидт приступил к объяснениям. Его голос упругими волнами исходил на нас от портрета, и я поневоле прислушивался, проникался и соглашался.

Теперь, когда сексуальная деспотия прошлого века погребена под плитами Единого Свода Нравственности, она остается в памяти протрезвевшего поколения, как постыдное отступление от устоев и норм человечества. Реакцией на безалаберные, бессмысленные соития на улицах и на балконах, в автобусах и в коридорах общественных заведений стала строгая щепетильность «зачатых под фонарем». Эти люди несут в себе множество неизлечимых болезней, спровоцированных родителями. Миллионы жертв вседозволенности никогда не подарят миру полноценных, сильных детей.

Вместе с тем, сотни тысяч здоровых целомудренных современников не желают продолжить род «безнравственным дедовским способом». Они ищут иные возможности, вычищающие болезни и порочные отклонения из спиралей наследственных кодов.

Мы имеем дело с реакцией, с обратным отмахом маятника. Оскверненное, надломленное общество ступило на путь покаяния через отвержение естественного. Но нетрудно понять: отвержение (безусловно, явление временное) облагородит наш дух и очистит наши тела.

«Вот те на!» — размышлял я, подбодренный значительностью задуманного. Не меня одного поднакрыла волна отвращения к ближнему. Я, положим, о ней объявил и выгляжу идиотом, а другие ни в жизнь не признаются, семенят в шеренге с нормальными.

Мать играет в рулетку на Сириусе, пьет виски и дебоширит, сохраняя невероятную, непорочную верность отцу. Её старящие тридцать шесть — это способ спасенья от секса.

Отец пыхтит и клокочет потому, что ему отвратительно сближение с юной особой. В середине прошлого века супруга на сто лет моложе считалась особенным шиком. Обычай не закрепился. Фазер грудью на амбразуру кидает придурка — меня. Заранее зная — болезни убираются новыми способами.

Эддингтон… Холодна, как лягушка. Сама настояла на пункте Брачного Договора, гарантирующем супруге сохранение истинной девственности. В ней совсем не бушуют гормоны, сбивавшие с панталыку молодежь последних веков. Когда в детских садах малыши натягивали резинки на весьма любопытные копии. Когда в школы, в порядке программы сексуальной ориентации, приходили армии гомо. Разъясняли подросткам, как следует выявлять свою «исключительность».

Нас не сотни, нас миллионы, растерянных, неспособных. Иегова, спаливший Гоморру, сокращает народы Европы изощренным, замедленным способом.

— Метод матричной многоходовки основан на подражании созидающим действам Творца, — возвестил между тем доктор Шмидт.

Я вскинул глаза: что, серьезно?

— Сэр Альберт, леди Зу! С нашей помощью вы коснетесь великого таинства: сотворения дитя человеческого из совместных энергий родителей. Из пречистого осеменения матрицы будущей Личности информацией о геномах матери и отца, безопасной и откорректированной.

— Так и надо, — я важно кивнул. Ни к чему моей детке психозы и короткие ножки Козетты. — Это значит, что вы гарантируете…

— К сожалению, не гарантируем, — снизил тон наш благостный вестник. — В этих стенах увидели свет девяносто девять детишек. Тридцать восемь супружеских пар были разочарованы.

— Почему?

Доктор Шмидт за стеной как будто развел руками:

— Отец Небесный хранит тайну массового Сотворения. Мы работаем. И мы веруем, что однажды сумеем помочь всем страждущим, всем желающим…

— Отстегнуть свои миллионы?

— Миллионы — это цена для самых нетерпеливых, — не обиделся эскулап. — Открою пикантную тайну. Мы все, кто причастны к таинству бесконтактного сотворения, директора и ученые, врачи, медсестры, уборщики, все подвергли себя добровольной безвозвратной стерилизации.

Я ойкнул. Под Эддингтон застенчиво скрипнул стул.

— Зачем?

— Круговая порука сплоченных единомышленников. Глубокая убежденность в необходимости действия. С годами методика матрицы значительно удешевится, наша помощь будет доступна всем семьям со средним доходом. Тогда мы позволим себе большое личное счастье среди здоровых детей, будущих родоначальников обновляемого человечества.