Александра Давыдова - Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

Я вздрогнул, представив, как одинокая девушка на чужой планете жила на волоске от смерти, осознавая, что каждый новый день может стать для нее последним.

Эми будто прочитала мои мысли.

— Так мы и ждем друг друга. Все это время.

— Кто первый, — пробормотал я. — Как игра.

— Либо он выйдет из стазиса, либо вы успеете забрать меня. И уничтожить его. Хоть это и немного нечестно.

— Это война.

— Война, — согласилась Эми.

По большому счету, после всего увиденного, мне здесь нечего было больше делать. Данных для отчета хоть отбавляй, нужно возвращаться на базу подавать отчет и ждать решения руководства. И в то же время не хотелось оставлять девушку одну, хоть помочь сейчас я ничем не мог.

Мы стояли на стене и смотрели на равнину. На Генирулу медленно опускалась ночь.

— Что ж, — я наконец первым нарушил молчание. — Мне нужно еще кое-что осмотреть, покажешь?

Радуясь возможности хоть ненамного оттянуть момент расставания, я стал спускаться вслед за Эми по лестнице. Мы бродили по коридорам и отсекам Форта, я изредка кивал комментариям спутницы, но из головы не шел застывший великан за стеной.

Когда осмотр закончился, и я понял, что действительно пора, раздался тихий короткий сигнал.

— Ну вот, — Эми остановилась и посмотрела на циферблатик наручных часов. — Ты вовремя. Будет с кем отпраздновать. Спешишь, или как? Это не долго.

— Что именно? — растерялся я.

— День рождения, — она улыбнулась. Вышло кисло.

— Поздравляю.

— Спасибо. Не юбилей, но все-таки.

— Мне и подарить нечего.

— Уже подарил. Я сейчас!

— Ты куда?

— Переоденусь, — Эми поспешила по коридору. — Впервые справлю не в одиночестве. Встретимся на мостике!

Я послушно ждал у подножия лестницы, когда она появилась. Сменившая комбинезон на неожиданное серое платье строгого кроя, с бутылкой чего-то шипучего в одной руке и с бокалом в другой.

— Ну как, — Эми кокетливо повертелась, — с Земли прихватила. А это, — она подняла бутылку. — Предпоследняя. Следующую очень хотелось бы раскупорить дома. Не возражаешь?

— Конечно, — я улыбнулся.

— Торта нет. Но от роскоши я отвыкла.

Хлопнула пробка, Эми налила пенящуюся шипучую жидкость в бокал и, поставив бутылку, подняла его, на мгновение закрыв глаза.

— Загадала. Ну, с днем рождения! — она сделала глоток и смешно сморщила носик. — Ух!

— Сбудется, — поддержал я, зная, какое это желание, наверняка каждый год одно и то же, и про себя добавил, — «Надеюсь».

Эми отпила еще немного и, достав небольшой пульт, направила его на башню, нажав кнопку. Над Фортом неторопливо полилась мелодия «Болеро» Равеля.

— Архив с записями сохранила. Человеческую речь послушать, правда, выучила все давно. А вот классика другое дело.

Я слушал нарастающие звуки музыки.

— Потанцуем? — неожиданно предложила Эми.

Я растерялся.

— Ну, давай. Чуть-чуть.

Она приблизилась, и я протянул руки, чувствуя все большую сюрреалистичность происходящего. Мы плавно двигались, а я пытался представить ее руки. Теплые или холодные? Конечно, теплые. Налетавший ветерок шевелил подол ее платья.

— А у нас хорошо получается, — заметила она и вдруг рассмеялась, чисто и искренне. Был ли тому причиной наш странный танец, мое появление или бокал шампанского, не важно. Это был звук, который давно не звучал здесь. А может, никогда.

Сделав еще несколько па, мы отстранились друг от друга и присели на край стены, свесив ноги.

— Вы успеете?

— Обещаю.

В этот момент Эми была пронзительно красива. В платье с воротником и манжетами не к месту, из-под подола юбки которого все равно выглядывали армейские бутсы, когда она болтала ногами. С добрыми усталыми глазами, в которых плясали искринки, отражавшиеся от далекого пепелища поверженного врага. Я сидел и смотрел, как по ее щеке ветер возит прядку волос, и вдруг подумал, что могу смотреть на это вечно. Просто сидеть вот так.

И смотреть. Больше ничего.

— Спасибо за подарок.

— Какой? — растерялся я.

— Что пришел. Я не смеялась четыре года, — она отпила из бокала, смотря на равнину. — Побудь со мной еще.

Моя голограмма кивнула.

— Да.

Мы сидели на стене у турели, глядя на поле брани с застывшим великаном. На горизонте переливалось алое марево. Все громче звучал марширующий Равель, в небе среди туч появилась и подмигнула первая звезда.

Маяк Форта мигнул в ответ.

Санька Стрельников не любил, когда его отправляли в пионерский лагерь. У него была своя дружная компания во дворе, а летом, когда все разъезжались кто куда, можно было что-нибудь мастерить дома, например, модель самолета, или читать книжку в беседке прямо на улице. В лагере все было не так, нужно было заново знакомиться, вставать вовремя, делать зарядку, есть невкусную кашу в столовой и заниматься всякой обязательной ерундой. Но летний лагерь был неотвратим, родители считали, что нечего ему сидеть в пыльном городе.

Вот и этим летом опять пришлось ехать. Да ещё он опоздал на смену на день. У родителей не было времени отвезти его в воскресение, а в понедельник все отряды оказались уже сформированы, и Санька получил на первые несколько дней обидную кличку — «Новик», в смысле новенький. Санька помнил, как год назад одного мальчика так прозвали, и тот был всю смену «новик», словно дурак. И футбольную команду в отряде собрали без него, а, самое ужасное, через несколько дней в его отряд перевели Морозова из первого.

Морозов был известный хулиган и старше Саньки на два года. С приходом его в Санькин отряд в палате стали появляться совсем взрослые дружки Морозова. Они задирали всех, а особенно Стрельникова. Заставляли принимать какие-то унизительные присяги, отнимали конфеты, привезенные из дома. А вчера просто так разбили Саньке нос за то, что он не захотел отдать зубную пасту. Паста у Саньки была редкая — фруктовая со вкусом малины. Такой пасты не было в магазинах, её привез знакомый отца из заграницы как ценный сувенир.

Повседневная жизнь в лагере была для Саньки нудна и однообразна. Так как Санька не играл в футбол, его часто отлавливал воспитатель и отправлял на уборку территории. От конкурса строевой песни тоже было мало радости, «Зарница» в этот раз не планировалась, да ещё случилось совсем неприятное. За домиком директора лагеря созрели громадные яблоки, и Санька, пытаясь сорвать одно, самое красивое, сломал ветку. Никто этого не видел, но на вечерней линейке начальник лагеря, напомнив ещё раз, что «пионерлагерь — это не дом отдыха, а детская партийная организация», пообещал найти сломавшего ветку и испортить преступнику всю жизнь. Санька понимал, что как честный пионер он должен был сам пойти и признаться, но что-то подсказывало ему, что такая честность не доведет до добра.