Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

Тиус-с… Под ним сдулся диван.

— И диван арестуем — за сопротивление Патрулю! — обрадовался Бамбер. Бамбер с лейтенантом поднялись на ноги и принялись составлять протокол задержания: Коо согнулся, и на его спине сержант произвел первую запись: «Пратакол». Вот, мол, арестованный, столом твоим — и тем не пользовались, не говоря о прочих нарушениях закона, кои приписывают Патрулям худые слухи.

— Я сделал это из любви, — признался Юкла Стэ.

— «Из люб-ви», — записывая, проговорил по слогам Бамбер. И тут же уточнил: — Из любви к формулам?

— О нет! К девушке по имени… впрочем, не скажу. Еще и Иртрэм в историю впутаете.

— Так-так, значит, покрываете сообщника? — Сержант коснулся губами лейтенантского уха и горячо зашептал: — Поломку уборщика отнесем на его счет?

Свелка кивнул. Снаружи корабля кто-то хрюкнул.

Подстраховались? Неужели они думают, что в открытом космосе можно бежать? Как в деревне — через окно и в лес?

— Кликните капрала, Бамбер, — распорядился лейтенант. — Довольно там мерзнуть.

В салоне показалась тучная спина в тугой авоське из подтяжек. Однако капрал Жюкрет был не из тех, кто мог расстаться с едва начатою сигаретой. Он остался у открытой двери, и в просветы, не закрытые его телом, дышал космос.

— У меня нет лишнего кислорода, — запротестовал Юкла Стэ.

— Тем хуже для вас. Ложились бы лучше спать, по прибытии разбудим. — Коо Свелка кивнул Бамберу: — На базу!

Диван, прикинув, чем обернется расточительность капрала, загодя раздулся до неимоверных размеров. Его хозяин улегся на самую мягкую постель — невесомость, глубоко вдохнул и задержался с выдохом. Загорелся транспарант: «Кислород — нуль. Тревога!». Бамбер спорил о чем-то у рулей с корабельным Мозгом, но тому было не до сержанта: четверка ферзей противника отрезала от его королевского фланга двенадцать коней с пятью ладьями. Лейтенант пыхтел над протоколом, исправляя ошибки сержанта, а капралу никак не удавалось раскурить новую сигарету. Словом, каждый был при деле.

Прошло два часа (приборы нагло врали), и легкий удар известил бодрствующих о том, что случилась посадка. Прибазировались удачно, разнеся при этом лишь половину коровника (некоторые буквоеды называли это здание курятником). Куры с Плутона как раз накачивали в поилки птичье молоко. Патруль приступил к обеденным церемониям, хотя по местному обычаю это похоже было, скорей, на ужин. К слову сказать, на счету нашего доблестного Патруля числилось восемнадцать пиратских кораблей — заарестованных. В чем-чем, а в прыти этим ребятам не откажешь, но вот разжиться третьей ложкой им до сих пор не удавалось — уж как ни обыскивал Жюкрет камбузы. Сочувствуя неудачнику, куры-плутонианки взбивали молоко погуще, чтобы не просачивалось оно сквозь пальцы капрала.

Санайтик продолжал отсыпаться — сказывались бессонные на Марсе ночи. Диван же (истинный товарищ и друг) втихаря насосался молока, но выдал себя, едва забулькал по ступенькам трапа.

— Ах ты, утроба ненасытная! — Капрал явил недюжинную расторопность, ухватился за резиновую ногу: — Караул, держи вора!!!

Бамбер с сожалением заглянул в полупустой котелок, опрокинул в рот Остатки вслед за лейтенантом, бросился на лихоимца.

Вдвоем они отхватили третью часть целого — как хвост ящерицы. Другие две трети дивана, спружинив, нырнули в салон «Пелпо». Замок сработал без заминки. Дверь захлопнулась. Все так же по инерции диван — более прыткая его часть — шмякнулся подле хозяйских ног. Юкла Стэ очнулся, приподнял голову.

— Птичье молочко? Весьма кстати…

В дверь ломились.

— Одну минуту, я только подкреплюсь, — ничего не подозревая и потому безмятежно отозвался арестованный. Снаружи пробился осатаневший от ярости голос Бамбера:

— Я тебе подкреплюсь! Не сметь!

Его поддержал капрал:

— И суд не решал пока твою судьбу. Быть может, ко всему прочему тебя лишат права ужинать… До биоконца! — разошелся Жюкрет.

— Так что открывайте, арестованный, иначе мы заварим выход! — хватил уже через край сержант.

Голос Ез-Шика ни с каким другим не спутаешь.

— А это как получится, — сказал он. — На своем подворье всякая собачонка лает. И предупреждаю: восемь дней тому назад я проходил техническое обслуживание систем, среди прочих — прицельные и скорострельные механизмы.

За дверями внезапно притихли, и Юкла Стэ ясно услышал, как домогающиеся споро покинули трап.

Инцидент следовало пресечь в зародыше: этот человек может пригрозить и не выполнить. Санайтик пробурчал нечто в знак согласия открыть, но вот две трети дивана разошлись во мнениях: частично опорожненная треть поскакала открывать, полная же забилась в сдвоенную переборку салона.

Ворвался Патруль.

— Где остальное молоко?!

— Нету больше, — отозвалась переборка.

Лейтенант присел на колено капрала, предусмотрительно подставленное (Жюкрет знал, когда и кому подставить ножку).

— Продай диван…

— Друзей не продают, лейтенант.

— Тогда пошли. — Коо Свелка поднялся. — Ступай за мною. Сейчас судить тебя станем.

Суд состоялся в уцелевшей половине коровника. Заспанный судья, в полосатой мантии и башмаках на босу ногу, напялил парик и зачитал приличествующую сану речь:

— Короче и по существу… — после чего уронил голову на плечо (у всех без исключения космических судей водится неизменная привычка — слушать во сне).

— Он испоганил каналы Марса, — сказал Свелка.

За Свелкой выступил Бамбер:

— Его диван оказывал сопротивление!

Вздрогнул судья:

— Слово обвиняемому. Что вы мож-ж… если мож-ж… — обессилел, бедняга, на нет.

Санайтик подскочил. Всем было слышно, как в желудке у него переливается плутонианский деликатес.

— Я протестую против формулировки, будто бы я «испоганил» каналы Марса. Свяжитесь-ка с Землей — там мою деятельность одобрят… Не все, конечно… И потом, я отмотал все на три дня обратно.

— С Землей? — Галактический Патруль пришел в замешательство. — Обязательно проверим, — пообещал Коо Свелка. — Завтра.

— И на том спасибо, а то сразу: «расстрелять, обезглавить», — докончил обвиняемый.

Судья размежил веки.

— Общество ценно добродетелью, — сказала куриная бригадирша. — Ваша светлость, за годы вашего судейства Вы ни разу не помиловали преступника. Да и какой из него преступник? Он мухи не обидит. Помиловать бы, а? По-ми-ло-вать, — раздельно проговорила она.

— П-пусть… помиловать миловать покойника.

— Как? Вы же не знаете, что скажет Земля! — взорвался Юкла Стэ.

— Н-да-да… и пухом ему земля, — совершив над собой героическое усилие, пролепетал судья, уже не в силах продолжать и без того затянувшееся заседание. — От… отнесите мою домой… Эй, кто-нибудь… будить не на… домо…