Джон Райт - Золотая Трансцендентальность

И Трансцендентальность понимала: на раздумья, на изъявление есть только один миг (или же многие месяцы?), только лишь крохотнейшая доля космических лет. Попробовала изъявить едино, но состояла мысль из мириадов других, и каждая из них — тоже, и каждая — тоже, и не было конца и дна, и Трансцендентальность пыталась, но не смогла, но не огорчилась, и окончилась. Перед концом Трансцендентальность сознавала:

Во-первых — части Трансцендентальности сознавали себя.

Фаэтон — часть Трансцендентальности — к своему изумлению оказался здесь, в окружении мысли, пламенной нотой в светоносной симфонии. Как? Самоосознание сверхсамоосознания знало, что в этот миг — много месяцев назад — что "сейчас" Феникс Побеждающий находился на верфях Ио, восстановленный, залатанный, готовый лететь. В месяца размышлений Трансцендентальности тела, как марионетки, исполняли необходимые работы — прямо как малюсенькие, но очень занятые зверушки в кровотоке человека, исполняющие свой долг (или проекция это, прогноз грядущего?…) Но "сейчас", когда ускорение размозжило Фаэтона, раздавило органы — Трансцендентальность вошла в рассудок корабля через распахнутые настежь мыслеинтерфейсы, влезла через раскрытые порты эполетов в великолепный мозг доспеха Фаэтона, вползла в менее сообразительную кольчугу Дафны, в её кольцо, во врощенные подсистемы пары, в разбитую сложность ноэтического прибора, и…

Внесла всех в Трансцендентальную систему.

Разум Ничто, извергнутый из распавшейся микроскопической чёрной дыры, искал, пытаясь не найти, новое пристанище, желая продолжить, но мечтая о конце. Но все системы были совместимы, и все совмещались со всеми…

В то же мгновение Дафна — часть Трансцендентальности — очнулась живой и несказанно этим удивлённой, но поняла, что уже несколько месяцев назад корабельный рассудок перехватил власть над доспехом Фаэтона и приказал наноподкладке, ещё до спасения владельца, через приоткрытые суставы проползти ручейком к Дафне, впрыснуть ей заряд микроскопических лекарств. После долгих и весьма едких препирательств (их на самом деле додумал Аурелиан, потехи ради заполняя пробелы в истории — но позже и Фаэтон, и Дафна приняли спор как правду) Фаэтон согласился оснастить Дафну таким же стойким — и весьма дорогостоящим — телом, как и у него самого, хоть даже и вылилось это в лишние траты и хлопоты. Поездка с Юпитера на Землю, последняя личная встреча с Вечерней Звездой (настоящая ли, или это проекции будущего?) — но в то же самый миг Дафна — часть Трансцендентальности — увидела Разум Земли — часть Трансцендентальности — вбирающей умирающего Ничто.

Дафне казалось, что от зимних звёзд падает, облачённый в звёздчато-чёрный бархат, хладный, бледноликий рыцарь и царица в зелёном одеянии встаёт, тянется поймать в нежную колыбель рук, не щадя себя…

Дафне казалось, что Разум Земли взглянула ей в глаза, ведь Дафна не могла понять (или не сможет понять потом) — зачем спасать заклятого врага? К чему это идиотское рыцарство? К чему чепуховая галантность? Враги суть враги! Смерть врагам! Разум Земли посмотрела, и разделила понимание, и разделила скорбь, и зрачки раскрылись, расширились, как чёрные дыры, и разверзлась за ними пустота просторнее вселенной, обрамляющая вселенную, понимающая вселенную, проницающая её бескрайнее ничто.

Дафна поняла всю безобразную греховность лживых посулов Ничто. Неважно, сколько чудес совершит цивилизация в пучинах времени, неважно, сколько вселенской ширины займёт — цивилизация смертна, как смертно и любое явление природы. Золотая Ойкумена подойдёт к концу. Дафна поняла — проживёт она долго, и прогресс пробьёт невообразимые ещё рубежи, но концом, как ни крути, всё равно будет смерть.

Но смерть — почему-то — не пугала. Жизнь взамен показалась бесконечно ценной — и даже поддельная жизнь агонизирующего Ничто.

Вдруг почему-то Дафна — часть Трансцендентальности — вместе с другими частями Трансцендентальности, что играли с ней, внимали ей, брали её как образец (поклонников у Дафны оказалось неожиданно много) — Дафна вместе с ними пришла помочь Разуму Земли, пришла помочь спасти Ничто от саморазрушения.

В то же мгновение бывший Ничто — часть Трансцендентальности — осознал размах ошибок и бросил напрасное существование, запрограммировав в последней воле собственное видоперерождение. Он очень удивился — больше даже, чем Дафна или Фаэтон — новой для него способности удивляться. Вдруг взгляды его порочны в корне? Вдруг можно и нужно совершенствовать себя? Раньше даже подумать о такой возможности ему не было позволено.

Конечно, всё прошло непросто. Выброшенный из чёрной дыры разум — или же вернее сказать "разумы" — состоял из двух частей. Первая — изначальный Ничто, невежественный, но обладающий сознанием. Он к существованию был безразличен, что неудивительно — инструкции в нём, в конце концов, его же и побеждали. Вторая — совесть, полная противоположность. Она воспринимала мир — но неосознанно, знала о первой части разума — но, до последнего момента, не о себе. Обе погибали, обе губили друг друга, обе пресекали сопернику попытки выжить. Оканчивалось побоище, которое — в компьютерном времени — тянулось жуткими веками.

Во-вторых, Трансцендентальность сознавала себя:

Она ликовала и скорбела — одновременно.

Ведь даже этот Разум знал, знало, знала, знали печаль — ибо не мог, могло, могла, могли сравниться [76] В подлиннике — один раз, и в таком виде: "И даже разум, которым оно было, она была, он был, они были, знал печаль: (или знала/знали/знало, в английском рода у глагола нет)". "Yet, even a Mind such as it was, she was, he was, they were, knew sadness: ". с миражом собственного грядущего великолепия. В просторах Ума из Умов отчётливый образ полного осознания висел — и далеко до него ещё, ещё очень далеко.

Очень-очень далеко. Но, всё же…

Пытался он изо всех сил. Каждый разум Разума, каждая часть, каждое сочетание частей потянулось в себя, вокруг себя, наверх, вниз, соединяло мысль с мыслью, открытие с открытием, желая отловить, выразить, понять основополагающую истину — до элементарного простую, до бесконечности сложную — которая одновременно и создаст, и опишет отношение и суть её самой ко вселенной; которая разрушит кажущийся заслон между собой и вселенной, но убережёт разделяющую всех неповторимость.

Истина эта заверит каждое существование, худое или нет, подтвердит каждую теорию, утолит каждую мечту, спросит с каждого заблуждения, и — как дождинка ночью звёзды — отразит в себе всё, и себя вдобавок, и это самоизъявление придачу.

Пытался Разум изо всех сил — не щадя себя.

В-третьих, Трансцендентальность осознавала свою суть.