Виктор Фламмер - Флаги над замками [litres]

– Накормите его. И дайте теплую одежду.

Почему именно здесь и сейчас Киёмаса вспомнил об этом человеке? Так ярко и явственно, словно он еще вчера был самоуверенным юнцом, думающим, что для победы достаточно только силы и ярости? Потому что здесь, в тех местах, где прошли его детство и юность, воспоминания особенно сильны? О людях, которые были его учителями в бою, в жизни, в совершенствовании духа? И как тут ни вспомнить того, кто научил его по-настоящему понимать и чувствовать свою стихию? Дав ему то, что не успел дать покинувший их слишком рано наставник Такэнака Хамбэй?

Рассвет отразился в прозрачной голубизне клинка. Удар. Шаг назад, поворот. День за днем, год за годом, движения так же просты и привычны, как шаг или бег. Должны быть просты и привычны…

…Еще шаг назад. Удар. Нет, не так, разворот, снова удар. Палка касается столба с негромким стуком. Снова в стойку.

– Хорошее дело. Без ежедневных тренировок слабеют душа и тело. И нельзя отдыхать даже во время осады. Или в плену. Особенно, когда тебе восемнадцать.

– Мне уже почти двадцать. – Киёмаса сбился со счета и опустил палку. Судя по всему, это была брошенная сломанная стойка от походного тента.

– Подожди. Сейчас тебе принесут боккэн [48] Боккэн – деревянный макет японского меча, используемый для тренировок. .

– Спасибо, не нужно, – Киёмаса буквально выплюнул эти слова и снова отвернулся, сосредотачиваясь.

– Я тебя не спрашивал. Пока ты в моем лагере – приказы отдаю я. Когда ты возьмешь меня в плен, тогда и будешь распоряжаться.

Подбежал мальчик (тот же или другой?) и протянул ему деревянный меч.

– Пойдем со мной.

– Куда?

– На тренировочную площадку. На то, как ты держишь меч, я не могу смотреть без боли в сердце.

Сидеть было больно. Очень больно, а еще больше – обидно. К боли Киёмаса привык еще в самом начале своего пути воина, но сейчас он уже давно не был ребенком, а господин Кобаякава выпорол его, как щенка. Будто нарочно он раз за разом наносил тяжелые хлесткие удары по бедрам и ягодицам. И это при том, что Киёмаса ни разу не поворачивался к нему спиной!

– Ты слишком длинный. И сам себе мешаешь. Твои длинные руки – твоим же длинным ногам. – Кобаякава Такакагэ сам налил чай в его чашку, отправив жестом из шатра мальчишку-косё [49] Косё – юноша, выполняющий при самурае обязанности оруженосца, слуги и т. д. .

Что же, Киёмаса уже и так находился на самом дне омута позора, чтобы скорбеть о своей отбитой заднице, поэтому он просто взял предложенную чашку и поднес к губам.

Вода в чашке закипела.

Киёмаса сдвинул брови к переносице и отвел руки в стороны. Нет, он не покажет, что ему горячо и больно!

Над чашкой поднялся столб пара, и вода из нее забила ключом, поднялась и выплеснулась прямо ему на ноги. Киёмаса медленно поставил чашку на столик и уставился на «гостеприимного» хозяина шатра взглядом, полным ярости.

– Больно?

– Да! – с вызовом ответил Киёмаса.

– Правильно. Кипяток на ноги – всегда больно, даже через плотную ткань. Вода закипела, и до того, как она на тебя пролилась, у тебя было три секунды. Почему ты ничего не сделал?

Не отвечать было нельзя – он помнил.

– Потому что дурак, – выдохнул он.

– Нет. Потому что ты медленно соображаешь. И именно поэтому ты мне и проиграл. Что нужно было делать, когда погас огонь? Орать от восторга? Отвечай. Быстро.

Киёмаса замер всего на мгновение, а потом выпалил:

– Заморозить водяные стены! – Слезы чуть не хлынули у него из глаз от обиды на себя и свою глупость. Но… этот человек… – Почему, почему вы мне объясняете мои ошибки?! Я ваш враг!

– Сегодня враг – завтра союзник. Вечером вассал – а с утра сидишь на месте господина. Такое уж нынче время, – усмехнулся в усы Кобаякава, опять наливая в чашку чай и протягивая ее Киёмасе. – Используй силу для того, чтобы выпить этот чай.

– Силу? Но… я же не могу этого сделать.

– Като Киёмаса, ты говоришь, что тебе почти двадцать. Нельзя быть настолько наивным. Ты всерьез думаешь, что моему брату больше нечего делать, как ходить за тобой по пятам?

– Вашему… брату?..

– Да, Киккава Мотохару. Слышал?

– Да… конечно. Киккава и Кобаякава. Вас и называют Две Реки. Это он лишил меня силы?

– Да. И не смотри на меня с таким ужасом. Во время боя все равно узнаешь секреты вражеской стратегии, так? Ты уже давно свободен. Так что давай, бери чашку.

Киёмаса взял.

– А вы не беспокоитесь, что я могу напасть на вас?

– Конечно, нет, ты же не дурак. Видишь ли, я могу сколько угодно раздавать тебе советы, потому что разница между нами такая же, как между водой в этой чашке и в реке, что шумит у тебя за спиной. И именно это я тебе сейчас и покажу.

Вода в чашке вновь забила ключом. Киёмаса сосредоточился, ощутил знакомое покалывание, чашка с треском разлетелась вдребезги, а на колени Киёмасе упал кусочек льда. Что же, это было куда приятнее кипятка.

– Ты меня плохо расслышал? Задание было выпить этот чай.

– Выпить?.. – Киёмаса посмотрел на собеседника недоуменно.

– Да. Ты что думал, тренировка была там, на поле, с палками? Нет. Она только начинается.

Киёмаса так и не понял, не узнал ответа на вопрос, почему этот человек стал его учить. Его, чужого воина, мальчишку без роду и племени. Учил так, как отец учит своего сына, все свое свободное время занимая тренировками с ним. А ведь шла война. Война с его господином! А Киёмаса, как щенок, ходил хвостом за вражеским генералом и смотрел на него влюбленными глазами. И с губ не раз было готово сорваться слово «наставник».

Но это было бы уже слишком.

«Сегодня враг – завтра союзник. Вечером вассал – а утром сидишь на месте господина».

Может ли быть так, что Кобаякава Такакагэ уже в то время понимал то, о чем не догадывался Киёмаса? Ведь Акэти Мицухидэ ожидал поддержки от Мори. А до событий в храме Хонно оставались считаные месяцы. Никому не известно, когда Акэти пришла в голову его отвратительная идея. Что, если тот, чья рука, по сути, и управляла кланом Мори, уже тогда знал, что скоро мир изменится? И тогда, когда Киёмаса, стараясь скрывать плещущую из него гордость, пригубил наконец чашу с чаем нужной температуры, может быть, именно в тот миг Кобаякава Такакагэ сделал свой выбор в этой игре? И Мори поддержали не Акэти. А Хасибу Хидэёси.

А Киёмаса обрел хорошего друга. Если, конечно, можно было назвать дружбой это почти религиозное поклонение.

Наверняка бедняга младший Асано смотрел на генерала Като Киёмасу такими же восторженными глазами. И так же мечтал биться с ним плечом к плечу.

Болото казалось бесконечным. Впрочем, иногда Чосон [50] Чосон – название Кореи с 1392 до 1897 г. вообще казался Киёмасе одним большим болотом. Ноги по колено вязли в грязи, но останавливаться было нельзя. Сейчас от них зависело слишком многое.