Юрий Леляков - Смерть на орбите [СИ]

— …Отдельные грамотные люди были, но народ был неграмотным.

— А народ… это только те, кто вывалян в пыли, копоти, помоях? Врачи, учителя, государственные деятели — не народ? Но… у каждого есть родной язык, и он — какого-то народа, не так ли?

— Но важно, выражает он интересы своего народа или имущих классов…

— А вот давай сравним — что вы сейчас проходите по литературе и истории? Буржуи патологически ненавидят несчастных пролетариев, те их стреляют, вешают, раскулачивают, ссылают — и дальше всё как по маслу?

…— У вас в книгах всё хорошо кончается: подходит более-менее грамотный командир — и вопрос улажен…

…— А как запрещали — ни больше ни меньше — теорию относительности? Скорость света, независимая от скорости наблюдателя — есть идеологическая диверсия врага, который хочет таким образом подорвать ясную простому народу пролетарскую картину мира…

…— Замахивались даже на Хальбира: почему нашёл этот бред, почему не сжёг… И рясу носил, между прочим… А как было получить образование: все колледжи — при монастырях? А вместо теории относительности придумали — группами людей смотреть, не отводя взгляд, и думать, что должны материализовать. Ставили по углам полицию, кто отводил взгляд — пулю в лоб! Вот тебе и демократия трудового народа!

— А остальные смотрели, как убивают?

— И даже одобряли: делаем великое дело, а они проявили слабость… Кто не хотел вырезать из энциклопедии статьи… попадали в тюрьмы. А в 590-м вылезло — «создатели теории» сами ничего не смыслили в физике. А то устраивали дискуссии: начнут по биологии или химии, выходят на политику, и кто не согласен — враг трудового народа…

— Но… как можно обмануть целый народ? Этого не может быть, чтобы никто ничего не понимал!

— Народ можно обмануть, пойми это! Его мнением можно манипулировать, и это страшно. Нас учили, что неграмотная масса единственно за счёт классового инстинкта найдёт дорогу к справедливости — а что за инстинкт? Ненависть к тем, кто более обеспечен? И — кто непонятен? За что эта озверелая «масса» громила их дома и лаборатории? За что их ссылали в горы и сажали в тюрьмы? Что знали и понимали больше, и возражали боевым командирам, когда те делали не то? Пойми, нет у них того безграничного стремления к свободе и правде, что им приписывали. Одни хотели, верно, а другие только остервенели от нищеты. И у многих укоренилось, что социализм — это когда все работают на износ, выполняют приказы, не думая, и готовы отдать жизнь…

…— Нет, я не оправдываю императорский режим. Он был намного более жестоким…

— Так, что же, их нельзя исправить воспитанием?

— Воспитывают вас — на описании крепостного права, войн и расстрелов. Помнишь, ты… собирался послать письмо?

— Собирался? Где ты была со своими предупреждениями раньше? Я послал неделю назад…

…— А ведь ты всё это знал. С раннего детства. Лагерные воспоминания — часть и твоей памяти…»

(Но чувство: слышит впервые! Как и многие земляне — тогда…

И… Вот, уже — не как текст!)

…— Нашу жизнь кто-то придумывает, — сказал двойник Лартаяу.

— Как это? — растерялся двойник Джантара.

— Вот посмотри! Сейчас будем идти мимо одного здания…

…— Успокойся! Ничего же не случилось! Этого не было…

— Но вы это видели?

— Правда… Как это?

(Образы той порки? Вернее, сперва — драки у фонтана…

И это там — «стянули плавки до колен»; и «непонятно за что задержанному брату» — досталось?..)

— Да мы ещё не то видим!

— А что?

— А как раз: будут двое приезжих мальчиков! И один найдёт кассету — или прочтёт, как кого-то допрашивали… И потом соберёмся — и захотим раскрыть тайну! Такую страшную, как когда-то — происхождение человека здесь! Помнишь, считалось: кто-то один, всемогущий, сотворил всё? Пока монахи не нашли в раскопе книги с планеты-прародины!

— А монахов спасло только, что палач был пьян и не запер камеру! Хотели же казнить, чтобы никому не рассказали…

— А потом идём на завод, и делаем запись… Да! А где сейчас пройдём — ещё место происшествия…

…— Даже не представляешь, что я чувствовал! Пока ждал: что решат, что со мной сделают? Я же дyмaл… доходили слухи: мне тоже отрежут что-то! Вопреки всем законам! Будто им всё позволено… И вот вызвали — и сказали: формально ответственности eщё не подлежишь — но и безнаказанным остаться не можешь! В общем: отдаём в такую семью, на таких правах — и это тайна, а расскажешь — ответственность уже официально! Хотя — что я сделал? Вступился за своё достоинство? Но пока бьют, оскорбляют — это нормально, а стоит ответить… Вот так и живу теперь…

— И что, если расскажешь?

— Не знаю! С правами детей — не считаются… А сам искал встреч, но… Потрясающе примитивны… А те — тoжe дрянь, мусор! Не будь у меня таких знакомых…

…— Но вот я стал обращать внимание… Понравилось, понимаешь? Хотя формально — наказан за ужасный поступок! Поначалу думал, сойду с ума от боли и позора! И… странное возбуждение! А потом — стало странно нравиться! Думал даже: с едой дают наркотик… С одной стороны — унижение достоинства, а с другой… А «восстановить справедливость» — опять в школу, как все, отсиживать часы? Тут — хоть свободно читаю, что носят тайком…

(Да… Конфликт — внутренний, и с обществом!

И это — история, для которой подбирали и отвергали авторов?)

— …В телепередаче дали выступить какому-то… из передового колхоза… и стал распространяться: детям, видишь ли, «нужно не лучшее, а необходимое»…

(А это… Встретилось потом, в ночном библиотечном поиске!

На газетной странице — некий «передовик» не постеснялся: у него, мол, «костюм был лучше, чем у главного инженера»; а — «детям нужно не лучшее, а необходимое, лучшее у них впереди»! Интересно только: что, в каком смысле, и… возрасте?

Запоминаются такие «шедевры» взрослой мысли о детях…)

…— Потом стал распространяться, какой хороший он сам: шнурки поперёк дороги протягивал, но со старшими здоровался… А этот дебил вообразил — надо отобрать у меня всё лишнее! Книги, кроме учебников, тетради, кроме школьных, а главное — плёнки с записями! Я не всё успел спрятать… С каким остервенением тащили в костёр — передать не могу! Руки не дрогнули — уничтожить свидетельства жизни дорогих мне людей, будто те не жили никогда! И на том не остановились — решали, что в нашем климате мне не нужна одежда! Утром я стоял у двери с портфелем… и ни в чём больше, представляешь? В последний момент сунули старые трусы…

(Это — шокировало ту «цензуру»?)

— …Вот до меня и дошло, в чём дело! Мне было не по себе среди детей, которые носятся и бьют морды, тянулся к взрослым — а они кутаются по уши! А тут … Дикий восторг одноклассников, скривленные рожи учителей…