Евгения Петроченко - Не место для якоря [СИ]

— Нет. Но название знакомое. Детская сказка?

— Не совсем сказка… и не совсем детская… — я на секунду задумалась, припоминая слова. — Ты, наверное, слышал многие цитаты оттуда: «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил» или «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь»… Я читала эту историю в детстве и, конечно, часто встречала в жизни какие-то отрывки из нее, но, повзрослев, мне захотелось её перечитать. Я зашла в книжный магазин, купила маленькую книгу в тонком переплете с иллюстрациями Экзюпери, прочитала её за один вечер… И поняла, что там есть фраза, которая для важнее всех остальных.

Я остановилась и посмотрела в его серые омуты, которые затягивали в свою глубину. Сейчас глаза были непривычно серьезны, и он внимательно меня слушал.

Я продолжила:

— Так вот, там есть момент, когда Принц встречает Лиса, и Лис просит его приручить. Это мой любимый персонаж, и за него я, честно говоря, не очень люблю эту книгу, так как мне не нравится, что, несмотря на все свои умные речи и мысли, Принц приручает Лиса и оставляет его одного, а сам отправляется к Розе. Зачем нужно было его приручать? Как он теперь вынесет разлуку? — я остановилась, переводя дыхание. Эта тема меня всегда очень волновала, и мне было больно за Лиса. — Но ладно, я отклонилась от темы, не про то говорю. Так вот… Лис рассказывает Принцу, насколько прекрасна станет его жизнь после того, как Принц его приручит. И говорит такие слова: «Скучная у меня жизнь… Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других… смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…»

Я замолчала и посмотрела на море. Золотая пшеница всегда напоминала мне о чем-то солнечном, а шорох волн — о шелесте колосьев. И сейчас грустно защемило сердце без причины, словно скучая по чему-то забытому. Но я перевела взгляд на Яна, который молча смотрел на меня, и мне стало теплее. Мой старый друг, который был когда-то настолько важным, что, когда он стал меняться, я испугалась, что потеряю его, и вскоре потеряла его на самом деле. Но теперь он вновь со мной, и я люблю его таким, какой он есть. Он тоже меня приручил, давным-давно, и вот, наконец, вернулся на Землю из своего дальнего путешествия.

Солнце клонилось к закату, в его мягком свете немного поблескивали снежные вершины дальних гор к северо-востоку от нашего лагеря. Зелена листва шуршащих от легкого ветра берез и тополей золотилась в вечерних лучах нашего земного светила, а в воздухе разливался аромат полевых цветов и каких-то сельскохозяйственных культур, выращиваемых жителями Айхала. Этот запах я распознать не могла, так как в жизни не видела огорода или пашни.

Голубой комбинезон уже стал родным и близким, всё вокруг придавало моему присутствию здесь какую-то важность или даже высший смысл, так что можно было на время забыть, что я всего-навсего нескладный подросток, который ещё стесняется смотреть на себя в зеркало. Я знала, что скоро всё будет иначе, что каждый человек проходит через этот путь взросления, и уже года через три я более-менее сформируюсь в девушку и не останусь этим «гадким утенком» навечно. Нужно лишь немного подождать. Всему своё время: время учиться, время дружить и время любить.

Возле ангара было совершенно пусто, я остановилась около двери и стала смотреть на дорожку в ожидании Атона. Так неудобно перед ним за мои неудачи, даже перед родителями не чувствую такого. Он меня принял в лагерь и теперь вот решил помочь. Если подумать, то он единственный человек, который вообще мне когда-либо в чем-то помогал за исключением моей семьи. Да и у родителей это скорее обязанность, а различия между родительскими обязательствами и искренним желанием помочь ребенку практически отсутствуют. Как и для меня нет особой разницы между подчинением родительскому запрету и принятием этого запрета глубоко внутри. Отношения между родителями и детьми достаточно строго регламентированы, и я несу такую же ответственность, как и они, и полностью осознаю это.

Вдруг дверь сзади открылась и показался Стингрей. Это было так неожиданно, что я неловко отшатнулась в сторону и стукнулась рукой об информационный стенд.

Атон хмыкнул и коротко приказал, стоял в проеме:

— Заходи.

Потирая ушибленную руку, я последовала его приказанию и зашла в холл ангара. Курсант, не останавливаясь, широким шагом уверенно двинулся вперед, проходя мимо множества дверей. Остановившись у одной в западной части помещения, он позволил системе безопасности считать его данные и пропустил меня вперед.

Я оказалась в сером помещении, формой похожем на правильный шестиугольник. Я и раньше подозревала, что отдельные отделения ангара, примыкающие к круглому холлу, не повторяют его форму, так как весь ангар тоже был странной формы. Теперь же стало совершенно ясно, что он построен по принципу сот. Наверное, где-то за холлом есть главный зал, самый большой прямоугольник. Когда мы в учебное время отправлялись на тренировку за пределы лагеря, то просто поднимались вверх на лифте, а многоместный флаер уже стоял там, и было непонятно, каким образом он там оказывался.

Флаер, к которому привел меня Атон, казался совершенно стандартным, но не таким, какие находятся в распоряжении центра. Было видно, что он изготовлен в одной из стран Азиатской конфедерации, Японии, скорее всего, об этом говорила серебристая эмблема известного бренда-производителя софта для флаеров чуть ниже огромного лобового стекла. Сам он тоже был стального цвета, а внутри кабины всё было отделано в теплой серой гамме. Я села рядом с Атоном на передних местах, а сзади было ещё два места по прототипу автомобилей самого начала второго тысячелетия. Сейчас наиболее популярны просто двухместные флаеры.

Стингрей провел пальцем по сенсорной панели, активируя её и выбирая ручной режим. Там же он задал параметры взлета и взялся за штурвал. Шлюз над головой разъехался в стороны, открывая вид на чистое голубое вечернее небо. Мы легко взмыли вверх, движимые уверенными руками Атона на штурвале. Внутренняя гравитационная система флаера работала прекрасно, так что никаких перегрузок не чувствовалось, и мысль о том, чтобы пристегнуться по правилам, появилась лишь на миг и мгновенно пропала.

Флаер направился на северо-запад. Мы перелетели через синюю ленту реки, поблескивающую бело-желтыми переливами в лучах солнца. Я не говорила ни слова, любуясь окружающим пейзажем. В некоторых направлениях мы уже летали на тренировках, и я знала, что скрывается в той цепочке гор на севере или в лесу чуть восточнее. Каждый раз наш тренер был за штурвалом, и только сейчас я обратила внимание, с какой легкостью и непринужденностью он управляет этим транспортным средством. С губ его не сходила улыбка, а в глазах появился какой-то незнакомый блеск. Было видно невооруженным взглядом, что полет ему доставляет немалое удовольствие, даже несмотря на то, что это лишь обычный планетарный флаер.