Эмили Сувада - Этот жестокий замысел [litres с оптимизированной обложкой]

Толпа перед ним слегка расступается, и ему удается протиснуться вперед, таща меня за собой. Мы добираемся до входа в пещеру, где чуть меньше людей. Мато прислоняется к стене и пытается отдышаться. Его кожа пропиталась потом, а к шее прилипли перья. Выход из пещеры заполнен людьми, но между их головами и потолком виднеется кусочек звездного неба и светящиеся голуби. Долгоносик покраснел, а боль такая сильная, словно кто-то прижал сигарету к коже.

– Черт, – внезапно замирая, выдыхает Мато. На его маске вспыхивают разные глифы. – «Картакс» отправил бомбардировщики. Я их чувствую. Но не смогу сбить.

Кровь стынет в жилах. Я оглядываюсь на толпу. Их крики наполнены разочарованием и замешательством. Нам следует предупредить их, крикнуть, чтобы они убирались отсюда, но людей охватила паника. Они чуть ли не давят друг друга, чтобы попасть в лифты. В городе царит хаос.

Я перевожу взгляд на красное пятно на руке.

– Сколько у нас есть времени?

– Несколько минут, – говорит Мато. – Нам нужно достать этого долгоносика.

Я стаскиваю рюкзак с плеча и открываю его, чтобы снова найти аптечку. Один из карманов оторвался, а ткань распорота наростами того генхакера. Я оглядываюсь на толпу, чувствуя, как сжимается желудок.

– Я не могу найти аптечку. Наверное, она выпала.

– Уверена?

Я киваю и, отчаянно роясь в рюкзаке, выбрасываю на пол одежду и питательные батончики. Внутри остались только пачка салфеток и помятая папка с записями Лаклана. Я шарю на дне и натыкаюсь на острый конец длинной сегментированной полоски металла. Дыхание вырывается из легких.

Это коробка со световыми лентами. Одной из таких Леобен перерубил противоугонный трос «Комокса». Я закрываю глаза, сжимаю дрожащей рукой полоску, а затем вытаскиваю из рюкзака. Черный металл исцарапан, но сама лента цела. Я поднимаю глаза на Мато, чувствуя, как по спине ползет дрожь. Я видела, как одна из этих штуковин перерезала стальной кабель.

А значит, она с легкостью перережет руку.

Глаза Мато вспыхивают. Он косится на толпу и кивает:

– Только сначала сними верхнюю часть манжеты. Зайди в настройки и разблокируй первые пять разделов.

Я опускаюсь на колени, отталкиваю рюкзак и, зайдя в настройки манжеты, отпираю сегменты. Треск разрезает воздух, и пять кусочков на запястье отделяются от остальной части на предплечье. Я подцепляю черное стекло и слегка морщусь, когда оно отлепляется от кожи. Провода отсоединяются от манжеты и сматываются обратно в разъемы на руке, покрытые наножидкостью. Из-под стекла показывается бледная, нежная кожа.

Теперь мое запястье обнажено.

Мато обматывает луч-лентой мое запястье. Я смотрю на него и чувствую, как начинают дрожать руки от осознания происходящего. Такое не исправишь с помощью гентеха. Можно попробовать прикрепить конечность обратно, но разрушенные нервные окончания уже не восстановятся. Они могут прорасти заново, но рука уже не будет такой, как прежде. К тому же я не уверена, что у нас получится спасти руку. Возможно, долгоносик впрыснет в нее яд.

Но если я сейчас не отрежу ее, то мы окажемся в ловушке, когда прилетят бомбардировщики.

– У нас мало времени, – опускаясь на колени рядом со мной, говорит Мато. – Хочешь, это сделаю я?

Я встречаюсь с ним взглядом и, собравшись с силами, качаю головой. Издалека доносится тихий гул.

Красная точка пульсирует на тыльной стороне ладони. И я включаю ленту.

Спустя секунду, которая кажется вечностью, я открываю глаза. В звездном небе, которое виднеется у выхода из пещеры, парят голуби. Мато напряженно застыл рядом и не сводит взгляда с моего лица. Я чувствую, как лента сжимает руку, а затем нас ослепляет белая вспышка.

Нет ни капли боли. Не раздается ни единого звука. Лишь ощущение неправильности происходящего, словно я сделала выбор, который навсегда изменил мою жизнь. Внезапно на меня накатывает отчаянное желание вернуть все назад и исправить. Я молча покачиваюсь из стороны в сторону, когда моя рука с тихим шлепком падает на пол.

– Не смотри. Все кончено.

Мато говорит спокойным голосом, но при этом заглушает птичьи крики, гул толпы и отчаянный стук моего пульса. Рука заледенела, а пальцы горят, хотя я осознаю, что их уже нет. Но эта мысль еще слишком чужда и жестока, поэтому мне так трудно свыкнуться с ней.

– Ты сделала это, – говорит он и, обхватив меня за плечи, отворачивает в сторону.

Я так четко вижу его лицо, что даже разглядела пушинки от кобальтовых перьев на его щеках. Несколько людей с криками вбегают в пещеру из города. Мато прикрывает меня своим телом, когда они проносятся мимо, наполняя воздух голосами и запахом вируса.

Он протягивает руку и, подняв что-то с пола, кладет в мой рюкзак. И хотя это происходит за моей спиной, я понимаю, что он спрятал мою руку. Мато обхватывает мое плечо и сжимает его.

– Долгоносик выпал. Он отключился, когда ты активировала ленту.

Я киваю и пытаюсь выдавить ответ, но получается лишь вздохнуть. Что-то сжимает мне руку. И Мато зачем-то дергает ее. Его пояс. Он наложил жгут. Я, не задумываясь, опускаю глаза и натыкаюсь на рану.

Там ничего нет. Обугленные кости и обожженная плоть. Еле сдерживая рыдания, я закрываю глаза и перевожу взгляд на пол.

– Шшш, ты молодец. – Мато поднимает мое лицо и сжимает его в ладонях. – А теперь тебе нужно встать. Нам нужно выбраться отсюда. Бомбардировщики прилетят через несколько минут.

Я пытаюсь что-то ответить, панель вытягивает всю энергию из мышц, отчаянно пытаясь исцелить мою руку. Перед глазами рябит от сообщений. Кровяное давление, предупреждение о возможных инфекциях, уровень адреналина. Панель спрашивает, где рука и можно ли ее как-то прикрепить обратно.

«Ее нет, – отвечаю я, с трудом собираясь с мыслями от шока. – Ее нет, и я не уверена, что ее можно вернуть».

Запястье начинает пощипывать, когда исцеляющий модуль принимается запечатывать рану. Мато закидывает себе на плечо мою здоровую руку и приподнимает меня. Я пытаюсь встать на колени, но, когда кровь приливает к конечностям и возвращает к жизни нервные окончания, тело простреливает боль.

У меня перехватывает дыхание, и я сгибаюсь пополам. Мато крепче сжимает мою руку.

– Давай же, – подхватив рюкзак, просит он, но его голос тонет в помехах.

Боль, словно гранитная плита, давит на меня, и я изо всех сил пытаюсь сдвинуть ее, блокируя разные части мозга, чтобы вырваться из ее хватки.

Но дело не только в отрезанной руке. И не с этим связаны глюки звукового модуля.

Я чувствую пульсацию в основании черепа.

– Соберись, Катарина.

Мато тащит меня по коридору пещеры, взвалив на себя весь мой вес.

Я сглатываю и пытаюсь идти, но ноги лишь безвольно скребут по земле. Мышцы сводит судорога. Нервная система объята огнем. Люди нескончаемым потоком бегут нам навстречу, пытаясь попасть на безопасные уровни бункера. Они кричат, а их тела облеплены перьями. Мне следует сказать им, что они должны убраться подальше отсюда, но голос пропал, а все мысли лишь о случившемся. Мато тянет меня вперед, протискиваясь между людьми, и мы, пошатываясь, выходим из пещеры.