Александр Жолнеровский - Странник

Удивительно! Я думал, что мы не проберемся внутрь города, но оказалось, что ворота открыты, и я заметил, как оттуда выходят люди.

Мы стояли в зарослях какого-то кустарника, поэтому нас было трудно увидеть из-за листвы.

Я очень долго высматривал охрану. И оказалось, что из правоохранительных органов есть только один мужчина, стоящий у входа в город.

— Так! Сэм. Мы должны медленно и не привлекая внимания, пробраться в город.

— А мимо того, с оружием, мы сможем пройти?

— Если будем идти, не обращая на него внимания, то удастся — хотя вызвать подозрения может не только наше поведение, но и наш цвет кожи. Все жители этой планеты темнокожие.

Мы вышли из кустарника и быстрым уверенным шагом пошли к главным воротам.

На удивление охранник не обращал на нас внимания, он только улыбнулся нам и крикнул при входе:

— Загорать не хотите? Стареетесь от солнца прятаться?

— Да — я пытался говорить с похожим акцентом.

Местные жители по каким-то причинам плохо выговаривали звук «т».

Затем охранник уперся спиной в ворота и прикрыл фуражкой глаза, видимо, решил уснуть.

Мы прошли дальше. Вдруг перед нами встала женщина. Высокая и крупная.

— Можно ваши документы?

— А вы кто? — воскликнул я недовольно.

— Секретная полиция! — и показала свои документы.

Сэм в эту секунду хотел было убежать, но что-то его удерживало.

— Я думаю, что устраивать комедию про то, что вы потеряли документы, нет смысла! И так все ясно! — сказала она на ее лице расплылась улыбка.

В эту секунду меня за левую руку схватил Сэм и упал на бетон.

Я потянулся к нему посмотреть, что случилось. В левом боку оказалась заряд от транквилизатора.

В ту же секунду (не знаю, какой инстинкт управлял мной) я развернулся и приготовил правый кулак, чтобы поправить лицо счастливой женщины. И только вскочил и уже почти ударил ее, как в грудь попал другой заряд от транквилизатора.

Проснулся я от невозможной головной боли. А когда открыл глаза, забыл про нее. Я находился в комнате размером два на два. Стены были зеркальные, потолок и пол тоже. Еще была только постилка и раковина с унитазом. Больше ничего.

Яркий свет слепил, наверное, у меня глаза были красные от него.

Я решил задержать дыхание и прислушаться — ничего. Только слышны удары моего сердца.

Я в тюрьме. Только такая тюрьма опасней всего. Сейчас постараюсь объяснить, почему. Представьте себе тюрьмы из старых фильмов: железные решетки, запах сырости, нары. Так вот здесь этого не было. Везде ты видишь только свое отражение, понять, где выход, почти невозможно, тишина и яркий свет начинают сводить с ума.

Я решил вначале подойти к раковине и напиться воды, чтоб хоть немного ослабить боль. Помогло!

Затем медленно прошел вплотную к стене, пытаясь услышать хоть звук или заметить скол на зеркале. Я постукивал. Проглядывал! Ничего!

Зацепиться было не за что.

Выход мог быть везде: слева, справа, сзади, впереди… А может, вообще на потолке или на полу.

Отовсюду на меня смотрело мое отражение, из-за этого я терялся в пространстве — и начиналась паника.

Я понял, что если хочу выжить и сохранить рассудок, нужно начинать с малого.

Я стал искать, чем я могу порезать руку.

Мне нужно было сделать то, с помощью чего я буду ориентироваться.

Вначале я хотел в зеркале сделать скол, но вряд ли стекло не сможет выдержать моего удара.

Я снова подошел к раковине и заметил, что ее края острые.

Ладонью левой руки быстро провел по углу.

Кровь шла медленно, но мне этого достаточно.

Я пошёл к стене напротив кровати и оставил след. Ориентировался так: где кровать, там право. Где след, там лево. Верх и низ тоже легко: кровать — низ, над ней — верх. В общем, я сделал то, что позволит мне не сойти с ума раньше, чем велит судьба.

Затем я стал думать обо всем —нужно было заставить мозг работать. Со временем я понял, что нужно для начала придумать, что говорить, если спросят…

Неожиданно я услышал легкое жужжание, чем-то похожее на звук шуруповерта.

На потолке образовалось отверстие, причем очень маленькое.

Через секунду оттуда выпала консервная банка, которая покатилась по полу.

Отверстие снова закрылось, а я подошел к этому месту поближе и попытался разглядеть эту выдвигающую часть потолка. Еле-еле мои глаза увидели стык, соединяющий две плоскости.

Мои размышления нарушил демон желудка, и я пошел за банкой.

Оказалось, чтобы добраться до содержимого, нужно было открыть хорошо закрученную крышку.

Сил у меня не хватало, поэтому я решил сбить резьбу крышки с помощью угла раковины.

Удалось!

Тушенка была говяжья и, на мое удивление, очень качественная и вкусная. На моей планете человека, подозреваемого в пиратстве или терроризме, не кормили бы или давали что-то протухшее и несъедобное.

Пока поедал тушенку, я улыбался — меня целый год на корабле Фулта хуже кормили, чем здесь.

Вилки и ложки не было, поэтому ел руками.

После недолгой трапезы я стал размышлять, что со мной сделают. Наверное, будет суд, иначе зачем меня кормить, а не убить сразу?

Тушенка встала комом, когда я вспомнил, что Сэм наверняка тоже в отдельной камере. Я волновался, сможет ли он совладать с собой.

И так тянулись дни. Два дня или 48 часов или две тысячи восемьсот восемьдесят минут (хотя я перевел и до секунд). Как я понял, что прошло два дня, а не один или больше? Все очень просто: на одной из стен после первого дня появилось табло, на котором красовалась цифра один. На второй день цифра 2. Все, что я смог еще узнать в этой комнате, это примерно высчитать, через сколько часов после первой банки падает вторая. Около пяти часов плюс-минус двадцать минут.

Опустошив банку, я ее мыл, а потом бросал об стену, слушая бренчание, которое может издавать только жестяная банка. А потом наблюдал, куда она покатится. Вот и все мои развлечения. Хотя благодаря этому идиотизму я смог понять, что пол в комнате находится под углом в один-два градуса. Организм этого не почувствует, но банка цилиндрической формы сможет!

Мой распорядок был таков: долго умываться, долго принимать пищу, сходить с ума. Все!

Так и прошли два дня. Толстей и жди — как бы это не звучало смешно.

Банки никто не выбрасывал. Урны не было, а горничные здесь не появляются (восхищаюсь своим остроумием)!

Я расставил тару в ряд возле стенки, где оставил уже высохший отпечаток крови.