К Каргилл - Ржавое море

В NIKE 14 вели 17 отдельных путей. Никогда не ходи одной и той же дорогой дважды — так я всегда поступала в Море. Здесь это невозможно. Поэтому выбор дороги я предоставила ГСЧ. Как и всегда, впрочем. Невозможно устроить мне засаду, когда даже я не знаю, каким путём пойду.

Только сегодня всё иначе. Часики тикали. Нет смысла говорить, какой ущерб системам могут нанести пробитые батареи. Выбора не было, пришлось идти через ближайший проход. Ближе остальных их было целых три, поэтому я предоставила возможность ГСЧ выбирать из них. Один из них представлял собой старое бетонное строение на холме. Другой был хорошо замаскированной норой, ведшей в разветвлённую канализационную сеть. И наименее привлекательный вариант, Дорога — вечно загруженный протяженный туннель, начинавшийся у первоначального входа в хранилище — в качестве третьего варианта.

Третий . Чёрт.

В выборе ГСЧ сомневаться нельзя. Когда начнешь сомневаться, в этот самый миг генератор станет бесполезен. Значит, Дорога.

Багги затормозил на грязи рядом с кучей мусора — арматуры, костей, ржавой облицовки, бетонных обломков и прочего. Я нашла кусок гнилого брезента, накрыла им машину и несколько минут провела, заваливая его кучей хлама, создавая впечатление, будто он находится здесь уже много лет. Увлекаться не следовало, он мог мне понадобиться в любой момент.

Затем я примерно километр шла до входа. Под ногами шелестела бесплодная земля, заваленная мусором, то там, то здесь торчали пучки пожухлой травы или сухое дерево. В сезон дождей вся эта местность превращалась в огромную лужу грязи, испещренную множеством следов. Но когда сухо, как сегодня, здесь не было ничего, лишь несколько холмов нарушали этот монотонный пейзаж.

Из всех путей в NIKE 14 Дорога была самым очевидным. Она представляла собой широкое, достаточное, чтобы разъехаться двум грузовикам, бетонное полотно, по обеим сторонам которого высились каменные стены. Понятно, плотного потока движения на ней не было. Но оказавшись там, можно было заметить лагеря беженцев, ищущих новый дом, да сомнительных торгашей и браконьеров, внимательно осматривавших всех входящих и выходящих.

В моей спине зияла дыра, из которой виднелась протекающая батарея. Я обычно избегаю всяких отчаявшихся, но сейчас пройти мимо них никак не могла.

Первые 30 метров под открытым солнцем выглядели неопасными. Потом придется переключаться на альтернативное зрение, пока не появится блокпост — длинная лестница, спиралью уходившая на сотню метров вглубь. Там уже было светло. Но до тех пор — только инфракрасное зрение или ПНВ. Некоторым старым моделям приходилось использовать фонари или встроенные жидкокристаллические мониторы.

Я провела тактическую оценку обстановки и решила использовать сразу три режима. Двигаться нужно быстро. Когда я скроюсь от солнца, у меня останется столько заряда, сколько успеет накопиться по пути сюда. Задерживаться нельзя.

Три сотни метров пути в кромешной тьме до блокпоста я прошла в полном одиночестве. Там, на бетонной стене, бинарным кодом были написаны законы NIKE 14. Я прошла мимо, не глядя, я знала их наизусть.

— Никакого оружия. Появление оружия на территории NIKE 14 приведет к немедленному уничтожению.

— Ботов убивать нельзя. Любой признанный виновным в данном преступлении будет отключен, а его детали пойдут на починку потерпевшего, либо будут обменяны на подходящие. В случае если это будет невозможно, твои детали будут проданы на аукционе по очень высокой цене.

— Воровство запрещено. Кража чужого имущества приведет к изгнанию. В случае если вернуть украденную собственность не представляется возможным, стоимость украденного будет возмещена путём изъятия равноценного количества деталей.

— Любой поврежденный бот признается охраной опасным, маркируется и высылается. Без исключений.

— В случае нападения оставайся на месте. Не сдавайся и не отступай. Не дай нам проиграть.

Добро пожаловать в NIKE 14.

У блокпоста лестница разделялась, но обе они продолжали уходить дальше вниз. Одна вела в комнаты, обустроенные под магазины в помещении, где раньше хранилась ядерная ракета, которую окружала паутина строительных лесов, за которыми находились корабельные контейнеры, переделанные в другие магазины. Всё, как у людей, у которых были торговые центры. У нас была Площадь.

Второй лестничный пролёт вёл в Гнездо, ряд убежищ и пещер, куда стекались те, у кого было чем поторговать и те, кто хотел обустроить себе жилище. По всему Морю у меня было с полдюжины собственных убежищ, но не здесь. В основном, потому что тяжело тащить сюда необходимые материалы, да и торговать здесь мне особо было нечем. В NIKE 14 не было такого беспредела и беззакония, как в других местах, но и высокой безопасностью он похвастать не мог. Ограбить тут могли в любой момент. Однако здесь был Док. И он мне нужен. У Дока был собственный магазин на Площади.

Поэтому я пошла до самого дна по криво сваренным ступенькам, окруженным серыми бетонными стенами и огражденными чёрными стальными перилами. А внизу я столкнулась с Орвалом.

Не все ИИ, имеющие повреждения мозгов умирают. Иногда эти повреждения незначительны, их достаточно, чтобы сделать бота эксцентричным, безумным, слегка странным созданием, но не хватает, чтобы самовольно спалить собственные системы. Никто в точности не знал, были ли поврежденные детали Орвала-Некроманта незаменимыми, или он просто отказывался их менять. Он был безумен именно настолько, чтобы остальные могли не беспокоиться, что он схватит кувалду и начнёт крушить всё вокруг, услышав что-то неприятное. Орвал был трудоботом серии-S, на поколение старше Громилы — трудобота серии-Т, которого я грохнула в торговом центре. Он был огромен, неуклюж, его корпус был раскрашен красными и белыми полосами на правом боку и белой надписью «Eurostile» на груди. Его глаза мигали ярко-жёлтым, будто позади них горело пламя, вызванное замыканием электропроводки. А из его рук торчали куски других разобранных роботов — разъёмы, сервоприводы, пальцы, болты. Они висели на коротких веревочках, подобно бахроме, тихо звеня при каждом движении.

Орвал считал себя художником и всё время проводил в Море, собирал мусор с давно обследованных свалок, свозил его на ржавой зеленой тачке к себе в берлогу и сваливал в огромную, постоянно растущую кучу. Из этого мусора он мастерил скульптуры. Порой кропотливо восстанавливал из деталей других ботов одного целого. Порой сооружал огромные непонятные конструкции причудливой геометрической формы. При этом он никогда не пытался собрать робота целиком, не пытался вернуть жизнь в то, что умерло. Вместо этого он создавал марионеток, которые болтались и тряслись в жутком танце смерти. Он делал кукол. Двигающихся, но не тикающих.