Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Хорошо. Обычно я разрешаю свидания на два часа один раз в неделю. Вам двоим, в качестве ордена на грудь, за спасение нашей тюрьмы и моей репутации, я разрешаю свидания на целую ночь и два раза в неделю. Если бы это был не Гулливер, все было бы как у других, но он там в одиночку боролся с аварией, и в итоге серьезно пострадал, хотя мог бы просто законсервировать этаж и бросить аварию на волю судьбы. Так что я разрешаю свидания в его камере, когда выпишешь его из медблока.

— Спасибо большое, — я улыбнулась и вышла за дверь.

Пока мы с охранником шли по коридору я думала об Ире, что мне делать? Рассказывать ли ей про фото Аллы на компьютере Борского? Я случайно увидела то, чего не должна была видеть, и теперь не знала, как мне распорядиться этой информацией. Но немного поразмыслив, я пришла к выводу, что лучше ничего ей не говорить. К чему бередить старые раны, тем более что Ира все равно никогда не увидит свою дочь, от этого ей будет только больнее.

Вернувшись в камеру я подошла к окну. На улице валил снег, зима здесь была самым долгожданным временем года, так как все заключенные периодически выходили на улицу чистить снег. Когда кто-то улетал или прилетал, то чистили взлетную полосу, для этого выпускали на улицу по десять человек. Несмотря на то, что имелся трактор, и полосу мог бы расчистить и один человек, Борский разрешал делать это вручную. Он был жестким и серьезным мужиком, у которого не забалуешь, но понимал, что все заключенные здесь тоже люди, и звереют от вечного сидения в подземелье.

Я не могла представить каково просидеть в открытой, просматриваемой со всех сторон камере под землей больше десяти лет, а ведь многие сидели там гораздо дольше десяти лет. Наверное, даже самые спокойные превращаются в злобных монстров от такой жизни. Становятся злыми и жестокими. Собака бывает кусачей только от жизни собачей. Это у меня есть работа, и мне есть чем заняться, а у многих внизу ее нет. К тому же я люблю свою работу, и считаю себя нужным членом команды. Я живу наверху, и могу смотреть в окно, на то как падает пушистый снег, могу открыть окно и вдохнуть аромат трескучего мороза и хвои, а они нет. Ко мне здесь все без исключения хорошо относятся, и другие заключенные с первого этажа, и охранники, и другие члены администрации. А там любят немногих.

Почему люди превращаются в таких зверей? Потому что один первый кидается, а другой вынужден защищаться? Но ведь бог сказал, что нужно подставить вторую щеку. Что случится, если ее действительно подставить? Если снести один удар и получить второй, будет ли третий? Я не знаю, потому что со всеми моими ударами раньше разбирался Гога. Наверное, каждому человеку нужен свой большой Медведь. И каждому человеку нужен второй человек, потому что одиночество это очень страшно. Вероятно, именно поэтому люди становятся злые как дикие звери. Злые потому что несчастные и очень одинокие. Ведь счастье в нашем мире исчисляется количеством одиночества. Я вспомнила Нелю с Василисой, эту странную парочку. Две совершенно разные женщины встретились здесь, и помогают своей любовью выжить друг другу. Они не одиноки, а значит счастливы.

Теперь и я не одинока, у меня есть свой большой Медведь, в чью шерсть можно зарыться, и весь мир перестанет существовать. И тут у меня вдруг началась паника. Я выпросила у Борского свидания, а вдруг Дима не захочет этого? Может быть все было так замечательно именно оттого, что продолжение было практически невозможным? Весь остаток дня я только об этом и думала. Я не могла успокоиться, и нарезала круги по камере, как тигр в клетке. Да уж, сравнение как нельзя к месту. Я не выдержала и вызвонила охранника, окошко моей камеры открыл Женя.

— Жень, позвони пожалуйста Глебу, спроси, можно ли мне сегодня на работу прийти? Я тут с ума от безделья схожу.

— Я даже звонить не буду, — сказал Женя, доставая планшет, — смотри, — он ткнул пальцем в пометку напротив моей фамилии, там было написано большими буквами «Романова М. О. — В МЕДБЛОК НЕ ПУСКАТЬ!!!».

— Отведи меня тогда в столовую что ли, может книгу какую почитаю.

В столовой я нашла новый кроссворд и занялась им. Помогло, дурные мысли отступили. До обеда я разгадала кроссворд полностью, все десять страниц. Часы над раздачей показывали без двадцати час. За эти двадцать минут я снова погрузилась в свои тревожные мысли. Пришла Ира, и я рассказала ей о решении Борского, и поделилась своими страхами.

— Ты зря переживаешь, он должен быть полным мудаком, чтобы отказаться от такого, — сказала Ира.

После обеда я осталась в столовой и читала книгу. Я не могла дождаться, когда же закончится этот бесконечный день. После ужина я залегла в ванну, я любила зимой погреться в горячей воде. Не успела я выйти из ванной, как окошко двери открылось, и я услышала голос Вити, зовущий меня. Был десятый час вечера.

— Одевайся. Пойдем со мной прямо сейчас, — сказал он и закрыл окно.

Я в растерянности натянула на себя домашнюю одежду — трикотажные спортивные штаны и тонкий кашемировый свитер. На день рождения нам разрешалось заказать себе какой-нибудь предмет одежды, и этот свитер был моим прошлогодним подарком. Я даже не надела под него лифчик, хорошо хоть трусы успела натянуть. Я заколола мокрые волосы и постучала в дверь.

— Ты прям как в армии, — сказал Витя, — собралась меньше чем за минуту.

— Моя мама была лучше генерала, мы столько раз переезжали с места на место, и все это происходило очень быстро. Нужно было одеться и забрать приготовленную для отходов сумку, времени отводилось не больше минуты, если я мешкала, то получала ремня от мамы. Так что привычка быстро собираться есть, это уже практически инстинкт. Так что случилось, куда мы идем?

— Это сюрприз, — сказал Витя с улыбкой.

Мы вышли из лифта на четвертом этаже и направились к медблоку. Возле входа в него Витя сказал мне, что через час заберет меня, и ушел. В приемной было темно, лишь в стационаре горел одинокий светильник. Дима сидел на кровати и улыбался.

— Привет жучок, — ласково сказал он.

— Привет Медведь.

Я включила в стационаре полное освещение и подошла к Диме. Потрогала лоб и шею, «температуры нет» прокомментировала я. Аккуратно сняв повязку я осмотрела ожог, «выглядит очень даже хорошо». Дима легонько обнял меня правой рукой за талию и поглаживал по спине, потом притянул меня к себе и поднес свой нос к моим волосам.

— Когда волосы мокрые, то еще сильнее пахнут вишневой косточкой. Откуда у тебя этот аромат?

— Не знаю, от меня всегда так пахло, это все замечают.

Я погладила Диму по щеке и поцеловала в губы. Девятнадцать месяцев я прожила без чувств и эмоций, а сейчас, когда моральный ступор отступил, они накатывали на меня огромными волнами. Во мне было столько эмоций, и все они рвались из меня, как свора собак с поводков. Из Димы они тоже рвались.