Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Ты глупая, — ответил он смеясь.

Окошко закрылось. Я психанула, сняла с себя и лифчик и трусы, и надела свой домашний наряд на голое тело и постучала в дверь.

Мы стояли перед дверью в Димину камеру, и я думала, что у меня сейчас сердце выскочит от волнения. Витя сказал, что заберет меня завтра без пятнадцати восемь, и отведет на завтрак. Он приложил ладонь к электронному замку и дверь открылась. Я стояла не шевелясь и Витя легонько подтолкнул меня внутрь камеры и закрыл дверь. Дима стоял и улыбался, на нем тоже была домашняя одежда, и я впервые увидела его без тюремной формы.

— Привет жучок.

— Привет Медведь.

— Ты так и будешь в пороге стоять?

Дима взял меня за руку, и провел вглубь камеры. Камера у него была такая же, как и у нас с Ирой, только в ней стояла одна большая двуспальная кровать, позже Дима сказал мне, что это его подарок на грядущий в январе день рождения, и еще на десять вперед.

— Почему ты дрожишь, жучок? — спросил Дима, обнимая меня, — если ты не захочешь, то ничего не будет.

— Нет, я очень даже хочу, я просто боюсь, что ты меня не захочешь. Я толстая, и грудь у меня маленькая, и трусы ужасные, а нормальных нет, поэтому я не стала их надевать, и на мне вообще нет белья. И я так боюсь, что я тебе не понравлюсь, и ты сбежишь от меня, и я сейчас в обморок упаду.

Дима засмеялся и нежно поцеловал меня.

— Ты говоришь полную ерунду, мой вишневый жучок. Ты самая красивая девочка на свете, и совсем ни капельки не толстая, и грудь у тебя замечательная, а без трусов ты нравишься мне еще больше, хотя мне совершенно все равно какие на тебе трусы. Так что не надо так волноваться, и тем более падать в обморок, врач из нас двоих ты, так что я сам рядом с тобой в обморок упаду, и будем лежать тут вдвоем, таким и будет наше первое свидание. А вообще, это я переживаю, потому что ты молодая и красивая, а я старый и страшный. Сделаю что-нибудь не так, и ты больше не захочешь иметь со мной дел, и вся тюрьма будет надо мной смеяться, а не завидовать, — Дима улыбался и гладил меня по щеке своей огромной ладонью. — У меня кое-что есть, мне Борский в честь предстоящего нового года бутылку вина выдал, и она даже в стеклянной бутылке и закрытая, штопор прилагается. Правда завтра утром пустую бутылку и штопор надо будет сдать охране. А еще есть фрукты. Хочешь вина с фруктами?

Дима говорил со мной как с маленькой, пусть это и глупо, но это всегда меня успокаивало, так со мной разговаривал и Гога, когда я сильно переживала. От Диминых слов я вдруг успокоилась, и мне захотелось прижаться к его обнаженному телу, но он был в одежде.

— Нет, я не хочу ни вина, ни фруктов, вообще хочу, но потом. А сейчас я хочу, чтобы ты поцеловал меня, а потом раздел.

— А потом что? — с улыбкой спросил Дима, целуя меня в щеку, и приближаясь к губам.

— Я уверена, что ты разберешься, что потом делать.

— Сколько времени? Я не могу жить без часов.

Дима встал с кровати и достал из ящика стола небольшие часы в силиконовой оболочке.

— Все для тебя мой вишневый жучок. Время половина четвертого.

Дима разлил по стаканам оставшееся вино и вернулся в постель. Мы впервые спали вместе, без оглядки на то, что сейчас кто-нибудь войдет и помешает нам.

— Дима?

— Умм?

— Мне никогда в жизни еще не было так хорошо и спокойно.

— Это означает, что надо мной не будет смеяться вся тюрьма? — с улыбкой спросил он.

— Я не это имею ввиду, но и секс мне очень понравился, все четыре захода, так что вся тюрьма может официально начинать тебе завидовать.

Я прижалась щекой к его мохнатой груди и заснула.

Мне действительно никогда в жизни не было так хорошо и спокойно, как рядом с Димой. Мне казалось, что я утопаю я счастье, и весь мир вокруг растворялся, когда меня касалась большая Димина ладонь. Теперь Дима и был для меня всем миром, и другого мира мне было не нужно.

Я никогда не думала, что существует мужчина, который мог бы заменить мне Гогу. Нет, это не то слово, никто и никогда не смог бы заменить мне Гогу. Все мужчины рядом с ним терялись. Все они были молоды, веселы и хотели жить. Хотели пить жизнь как шампанское из бутылки, ведь пока ты молод вся жизнь это праздник, по поводу которого заветная бутылка шампанского и открывается. Все они хотели веселиться и делить со мной это веселье, но никто не хотел заботиться обо мне, взять на себя за меня ответственность, хотя у меня никогда не возникало мысли о том, что такое вообще возможно. Для этого есть отец, и он у меня был, и был самым лучшим из отцов. Но ведь отец в жизни бывает только один, а что же делать когда его не станет? Я поняла, что мужчина, мой мужчина, должен быть опорой, а не только разбавлять весельем мою жизнь. Должен делить со мной и страхи и горести, а не только радости. А страхов во мне было столько, что и не перечислить. Дима был моей опорой. Он был тем, кто и в радости и в горести, и тем, кто не боялся моих страхов и неприспособленности к жизни. Он был тем, кому все это было нужно. Он был не просто моим Медведем, как Гога, он был еще и моим мужчиной, с которым меня связывают и интимные отношения.

Мы слились с Димой как Инь и Ян, мы были совершенно не похожи друг на друга, и были полной противоположностью. Дима — большой и сильный, и не только из-за своего телосложения и роста. Он был силен духом и это выражалось во всем и просто ощущалось рядом с ним. В нем было столько воли, столько уверенности в своих силах, столько мужества и благородства, что я иногда завидовала сама себе. Я бесконечно им гордилась. Дима никогда не кичился своими достоинствами, но мой внутренний маячок передавал мне все его духовное богатство. Я же — маленькая заплаканная девочка, которая самостоятельно не может и шагу ступить. Без чужой поддержки вся моя уверенность в себе испарялась как утренний туман. Я не могла как Дима спокойно воспринимать все ужасы окружающего мира, потому что не хотела принимать его и смиряться с этим. Я обижалась на любую несправедливость, даже если она не касалась меня лично, и Дима брал меня на руки, тогда вся эта несправедливость куда-то исчезала. Дима веселый и импульсивный, он делает что в голову взбредет и меня подбивает на шалости. Он живой и подвижный. Я же смеюсь над его шутками и следую его импульсам, с ним мне интересно и весело, но сама я не умею даже приличную шутку выдумать. Дима весь наизнанку, а я вся внутри. Весь мой мир разворачивается внутри меня, когда-то Олег сказал, что у меня внутри вулкан, и он был прав. Просто взрыв вулкана вызывает повышенное внимание, а я всегда должна была быть тише мыши, так приучила меня мама, и это стало моей натурой. Но внутри меня разворачивались те миры, которые раньше создавал для меня Гога, у меня очень богатая фантазия, но она не идет дальше моего сознания, и редко выходит в люди.