Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, оторвавшись от его губ и продолжая нежно целовать его в небритую щеку и висок.

— Теперь гораздо лучше.

— Это ты попросил Витю меня привести?

— Да, соскучился по тебе за два дня.

— Я хотела прийти, но Глеб устроил мне настоящую блокаду.

— Он рассказал мне о том, что произошло в день аварии. Я и не знал, что местные компьютерщики разъехались. Так что ты мне получается жизнь спасла.

— И не только тебе.

— Моя маленькая вишневая героиня, — Дима не мог оторваться от моих волос. — Давай полежим вместе?

— Давай. Только я еще раз хочу посмотреть на ожог. Пожалуйста, не трогай меня одну минуту, а то у меня сразу мысли не о том, когда ты ко мне прикасаешься, или начинаешь обнюхивать, а мне интересно посмотреть на действие этой жидкой кожи.

— Вот так значит, променяешь мои прикосновения на достижения науки?

— Да, так что убери свою руку с моей спины.

Я развернула Диму к свету и внимательно посмотрела на ожог. Удивительно, но всего за два дня он покрылся тонюсеньким, в миллиметр толщиной, но новым слоем кожи. Я надела перчатку и аккуратно прикоснулась пальцем.

— Чувствительность восстановилась? — спросила я.

Дима кивнул головой, и видимо хотел сказать что-то похабное о чувствительности явно не относящейся к ожогу.

— Нет, никаких шуточек! Дай мне изучить толком.

Я рассматривала ожог, трогала его в разных местах и проводила тест на чувствительность. Потом взяла карту и начала читать записи Глеба.

— Жучок, у нас всего лишь час, неужели ты хочешь сейчас читать карту?

Я отложила карту и посмотрела на Диму. Вот он, этот момент, сейчас я скажу ему про свидания. Я умру на месте, если он откажется, даже если эта идея ему просто не особо понравится я тоже умру на месте, ведь даже если он мне об этом не скажет, я все равно это почувствую. Волнение накатило на меня, и я чувствовала, как вспотели мои ладони.

— Малыш мой, что случилось? — удивленно спросил Дима, беря меня за руку.

— У меня есть одна новость, но я не знаю понравится ли она тебе. Я сегодня выпросила у Борского для нас свидания. Два раза в неделю на всю ночь в твоей камере. Но я не сразу подумала о том, что может быть ты не захочешь этого. Так что ты мне честно скажи, а то я себя так глупо сейчас чувствую, и кажется что сейчас сквозь землю провалюсь.

Я наконец замолчала. Я говорила все в одно предложение, без точек и запятых, заикаясь и шатаясь, хорошо, что Дима держал меня за руку. Я смотрела на него в ожидании какого-то ответа, а он просто улыбался и ничего не отвечал.

— Дима, скажи что-нибудь, а то я сейчас упаду в обморок.

— Ты мой маленький глупенький жучок, — сказал Дима, притянув меня к себе и крепко прижав к себе правой рукой, — как в твою прекрасную головку вообще могла забраться мысль, что я могу этого не хотеть? Да я о таком даже и мечтать не мог! Конечно я хочу, и это просто замечательная новость!

Дима поцеловал меня и крепко обнял, потом со стоном оторвался от меня, потому что я на радостях прижалась к нему всем телом, и задела ожог.

— Прости меня, — причитала я, и дула на ожог, как на разбитую коленку.

Дима смеялся с меня, а я надувала губы и делала вид что обижаюсь. Мы лежали в обнимку и болтали. Я прижималась щекой к его мохнатой груди, и весь мир вокруг снова становился розовым.

Спустя какое-то время мы услышали, как открывается дверь медблока, это Витя пришел за мной, час пролетел очень быстро. Но мы знали, что теперь у нас будут целые ночи.

— До завтра, — сказала я, целуя Диму.

— Обещай, что приснишься мне этой ночью.

— Обещаю.

В лифте я обняла Витю с криками «спасибо». Витя улыбался и говорил, что теперь я его должница.

Дима пробыл в медблоке еще две недели. Эта жидкая кожа творила чудеса. Такие ожоги как у Димы заживают полтора-два месяца, это минимум, но здесь новый слой кожи вырастал на глазах. Мы миловались и обжимались всегда, когда представлялась возможность. В свои выходные я не знала куда себя деть.

Однажды со мной в медблоке дежурил Юра. Когда он вышел на минуту из стационара я мерила Диме давление, и он схватил меня за задницу своей медвежьей лапищей. В этот момент в стационар вернулся Юра. Он схватился за резиновую дубинку и уже летел на Диму.

— Юра, успокойся, все нормально, — крикнула я, тот остановился, и недоуменно посмотрел на меня.

— Значит ты не против, что тебя лапают?! — с удивлением спросил он.

— Если это Дима, то не против, — Юра все так же таращил на меня глаза, — мы с ним вместе, ты не знал?

— Я слышал, что-то такое говорили, но решил, что это просто сплетни.

— Видишь? — сказал Дима с досадой, — даже охранники не верят! Ты точно мой и только мой, жучок?

— Ну а чей еще? — с улыбкой сказала я, и поцеловала Диму.

Юра стоял как громом пораженный. Он даже не сделал нам замечание, хотя нам не разрешалось обниматься и целоваться вне свидания. Весть о том, что мы с Димой вместе разнеслась как песчаная буря, все были в шоке и некоторые в это не верили. Диму это обижало, он театрально надувал губы и превращался в огромного обиженного ребенка, а я зацеловывала его и успокаивала, говорила, что он самый лучший на свете, и мне никого другого и близко не надо. Собственно ради этих слов и зацеловываний и был этот спектакль с мнимыми обидами.

Спустя две недели ожог полностью покрылся новым слоем кожи и не болел. И мы с Глебом со спокойной душой его выписали. Мы с Димой не могли дождаться этого момента, ведь он означал, что у нас наконец-то будет свидание, а значит и долгожданный секс.

Было 26 декабря 2020 года, и наше первое свидание. Я вышла из ванной и в панике начала перебирать свой скудный гардероб.

— Ира, что мне лучше надеть? У меня даже приличного белья нету!

— Я думаю ему будет глубоко наплевать что на тебе надето, и на белье тоже.

— Жаль, что у меня нет платья. Может этот свитер? Он вроде бы ничего.

Ира сидела на диване и с улыбкой наблюдала, как я надеваю на себя то одно, то другое, и совершенно мне не помогала.

— Ирка, ну скажи что-нибудь.

— Я тебе уже сказала — ему все равно, что на тебе одето.

— У меня сто лет не было секса, и мне хочется быть желанной и привлекательной.

Я стояла перед зеркалом в своем «неприличном» белье — спортивном лифчике и обычных хлопковых трусах, это белье было у всех заключенных одинаковое. Я втягивала живот и говорила, что я толстая, и грудь у меня маленькая, и жопа целлюлитная, и вообще Дима меня такую не захочет, а эти ужасные трусы вообще отобьют все желание. Ира смеялась надо мной уже в голос. Я услышала, как открылось окно в двери камеры, а потом голос Вити.

— Рита, ты готова?

— Нет. Я никогда не буду готова, — страдальческим голосом ответила я, — сейчас, одну минуту. Витя, скажи честно, я толстая?