Катя Саргаева - Полет на Плутон

Время от времени Дима не выдерживал разлуки и приходил ко мне в медблок с мнимыми болячками. Он приходил с такими царапинами, которые я даже пластырем не заклеивала, но входя в медблок он громогласно заявлял, что пожаловал с тяжелой травмой. Он притягивал меня к себе и зарывался лицом в мои волосы, а я прижималась к его груди, и мне хотелось плакать от счастья. Мне казалось, что мое чувство так велико, что не вмещается во мне, и я сейчас лопну от переизбытка любви. Мы стояли так несколько минут, потом Дима целовал меня так, что земля уплывала из-под ног, и уходил. Глеб говорил, что уже наблюдал подобную картину у Борского и Иры, только их любовь печально закончилась после рождения Аллы. Они все еще вместе, но больше не любят друг друга. Теперь они просто топят друг в друге свое одиночество.

Постепенно я рассказала Диме всю свою жизнь, а он мне свою. Иногда мы не разговаривали, а тихо лежали в обнимку, задыхаясь от счастья. Нам вместе было хорошо и говорить и молчать. Если мы были вместе, то было совершенно все равно чем заняться, главное делать это вместе. Мне было так хорошо и спокойно, что иногда я даже забывала о том, что мы в тюрьме.

Так прошло полгода и наступило лето.

Мы с Димой лежали в постели и занимались нашим любимым делом — мечтали о том, что было бы если бы мы оказались на свободе. Было утро, и вчера Витя сказал, что заберет меня только к обеду, так как сегодня у нас с Димой выпал общий выходной. Я сидела верхом на Диме, потом легла на него и поджала под себя руки, а Дима гладил меня по спине.

— У меня никогда не было дома, дольше всего на одном месте я прожила в институтской общаге, почти семь лет, и то на летние каникулы мы с Наташкой уезжали к Олегу на дачу. Нет такого места куда бы меня тянуло, где я провела бы детство и так далее, ты понимаешь о чем я говорю? — Дима кивнул головой, — и сейчас очень странно осознавать, что я наконец-то обрела дом, но этот дом тюрьма.

— Тогда давай представим, что у нас есть свой дом. Ты хотела бы жить со мной, жучок?

— Конечно хотела бы. А каким будет наш дом, или это квартира?

— Я всегда хотел жить в своем доме, а ты?

— А я всегда хотела просто жить на одном месте и не переезжать с места на место каждые полгода. Но у нас был классный дом в Тбилиси, в грузинском стиле, с красной черепичной крышей и балконом с арабесками по всей окружности второго этажа. В моей комнате была кровать с балдахином, и там Гога читал мне грузинские сказки, — Дима прижал меня к себе и поцеловал в лоб, он всегда так делал, когда я упоминала Гогу, это помогало мне не расплакаться, — а еще там рядом был старинный монастырь, очень красивый. Вообще Грузия удивительная страна, там как будто сплелся восток и запад. Логичнее было бы, если бы у них был ислам, а не христианство, потому что многие обычаи там строгие, восточные. Вообще там классно, с одной стороны море, с другой горы и термальные источники, и все такое колоритное, и еще там очень вкусный чай. И все это на клочке одной небольшой страны. Скажи что мы когда-нибудь съездим туда?

— Конечно съездим малыш.

— Я иногда говорю полный бред, почему ты меня поддерживаешь?

— Потому что я люблю тебя. И ведь никто не знает, что будет завтра, мало ли власть переменится, и нас, адекватных, распустят по домам, тогда мы и правда когда-нибудь съездим в Грузию. Ты заставляешь меня мечтать, и с тобой я чувствую себя гораздо моложе.

— Ну ладно, тогда продолжаем веселиться. Так значит у нас будет свой дом?

— Да, хочу дом.

— Каким он будет? — я закрыла глаза и приготовилась смотреть на наш дом.

— Он недалеко от города, но рядом лес. Дом двухэтажный, из красного кирпича с деревянной верандой, на которой мы с тобой по вечерам пьем чай. В доме есть камин и большая кухня, ты готовишь там свои грузинские деликатесы, а я сижу с тобой, чищу картошку и режу лук, и разглагольствую о том, какие дерьмовые и никчемные наши политики, — Дима усмехнулся, — будешь любить меня такого?

— Я тебя любого буду любить, тем более если ты будешь чистить картошку и резать лук. А что еще там есть?

— Там есть собака, хочешь собаку?

— Хочу! Хочу! Большую и добрую, лабрадора, можно?

— Тебе все можно жучок. Ну вот, а на улице, возле дома ты сажаешь клумбы, и там так красиво, что все вокруг завидуют. А еще я посажу рядом с домом пихту, чтобы она напоминала тебе о Якутии. Она конечно не вырастет такой высокой как там, но тоже ничего, правда? — я кивнула головой, и Дима продолжил. — В нашей спальне огромная кровать, а в ванной мозаика на все стены с подводным миром, акулами и коралловыми рифами, что скажешь?

— Я уже хочу жить в этом доме. А еще там на кухне на стенах висят декоративные тарелки под хохлому и гжель, а на подоконниках стоят цветы, и в гостиной одна стена завешана нашими с тобой фотографиями. И еще над камином стоит наша коллекция ангелочков, нам будут их дарить друзья на новый год, и привозить из разных поездок.

— А детская есть в нашем доме?

Я молчала, а потом встала с Димы и оказалась в сидячем положении.

— Ты хочешь детей?

— Я уже очень старый, и давно попрощался с этой мечтой. Но мы ведь сейчас говорим обо всем несбыточном.

— Я думаю, что из меня получилась бы плохая мама. Я ведь и сама пожизненный ребенок. К тому же у меня не было нормального детства и юношества, и я понятия не имею каким все это должно быть. Я не знаю, что такое быть нормальным человеком, а малыш это очень ответственное дело, уж я об этом очень хорошо знаю.

— То есть если бы мы были на свободе, ты бы отказала мне?

— Не знаю, наверно нет, я тебе вообще ни в чем не могу отказать. Но я никогда всерьез не думала о детях. Хотя иногда Ира на меня так смотрит, как будто хочет обнять меня и обнюхивать, облизывать. Материнство это нечто животное, и иногда мне хочется это испытать, — я замолчала и внимательно посмотрела на Диму, — я думаю, что можно было бы обсудить варианты. С тобой мне ничего не страшно.

Вдруг мы услышали шум самолета. Я не знала, что кто-то улетал, или должен был прилететь. У тюрьмы был свой самолет, и я точно знала, что сейчас он стоит в ангаре, так как вчера вечером ко мне пришел пилот. У него была высокая температура и сильные хрипы в легких. Я побоялась, что это может быть началом пневмонии, и оставила его в медблоке на ночь, на капельницу.

— Это кто-то прилетел, у меня наш пилот в медблоке лежит, — сказала я настороженно.

— Не переживай малыш, все будет хорошо.

В «Енисей» крайне редко заглядывали гости, при мне тут такого вообще не случалось, а я пробыла в тюрьме уже чуть больше двух лет. Но я знала, что ничего хорошего такие визиты не предвещают, Ира рассказывала мне разное, Дима уже не рассказывал мне страшных историй. Мы услышали беготню в коридорах, потом окошко в двери открылось, и я услышала голос Вити.