Катя Саргаева - Полет на Плутон

Я начала отчаянно молиться. Я обещала богу сделать что угодно, но пусть он спасет Диму. На самом деле я просила о чуде, потому что только оно могло спасти нас, спасти Диму, а значит и меня, потому что без него меня самой уже не существовало. Нас обоих по отдельности уже не было. Несмотря на всю свою силу, иногда Дима искал меня ночью в постели во сне, когда я вставала в туалет или попить. Это были самые трогательные моменты, потому что он был безоружным, и очень нуждался во мне. Никакие «я тебя люблю» не сравнятся с этим. Я не могла смириться с тем, что со вчерашнего вечера над нами прорвалось небо, и теперь все возможные беды изливались на нас сплошным потоком. Я уже боялась думать, что хуже уже некуда. Когда я услышала рев за пределами палатки, поняла, что хуже есть куда. Следом за ревом на стену палатки обрушился мощный удар.

— Гриша, что это? — устало спросила я, — это дьявол за нами пришел, чтобы лично доставить в ад?

— Нет, это белый медведь.

— Они всегда такие злые?

— Нет. Видимо у него здесь была берлога, а от землетрясений он проснулся.

— Я не удивлюсь, если ты скажешь, что он сможет прорвать палатку.

— Нет, не сможет.

— Ну спасибо хотя бы на этом. Гриша, что мне делать? Дима умрет, если не оказать ему помощь.

— Я не знаю, — как бы извиняясь сказал Гриша.

— Первый раз от тебя это слышу. Если Дима умрет я выйду к медведю. Пусть он меня съест.

— Белые медведи не питаются мясом, они едят жир и шкуру нерп и моржей.

— Скажи, что он меня хотя бы убьет.

— Если ты его разозлишь, то может.

— Ну вот хотя бы какой-то выход нашли.

— Это не выход. Ты должна выжить. Почему в тебе не говорит инстинкт самосохранения?

— Потому что без Димы нечего будет сохранять. Меня без него не станет.

Спустя некоторое время Дима пришел в себя, но он был в бреду, и весь горел. Мне казалось, что я уже выплакала все слезы. Мне ничего не оставалось, как ждать. Если он переживет первые сутки, возможно он выживет. Мне нужно было выйти на улицу за льдом, мне нужна была вода, но медведь ходил кругами вокруг палатки и ревел, периодически ударяя палатку лапой. Здесь я была взаперти. Был одиннадцатый час вечера, когда Гриша сказал, что медведь нырнул в море. Я поспешно натянула на себя костюм и наколола полный таз льда. Теперь у меня хотя бы была вода. Спустя какое-то время медведь вернулся, он оповестил о себе ревом и ударом о стену палатки. Борин Гриша сообщил нашему, что станцию «Феникс» эвакуируют на большую землю, так как там они сейчас очень нужны, и пришло время внедрять проект в массы.

Я сидела посреди пустой палатки, без огорода она казалась огромной. Рядом со мной на полу лежал Дима, и я держала его за руку, она была горячей и влажной. Про себя я бормотала какие-то молитвы, я уже сама не понимала смысла того, что говорила. В какой-то момент я остановилась. Я наконец поняла, что пытаюсь удержать то, что уже давно ушло. Я больше не верю в бога.

Что значит обрести веру? Обрести веру — это обрести надежду, потому что вера это как соломинка, за которую хватается утопающий. Когда у верующего случается горе, то это можно сравнить с тем, что он находится в воде без спасательного жилета посреди Тихого океана в двенадцатибальный шторм и держится за соломинку веры, и пока он за нее держится, он не утонет, не захлебнется. Ему очень тяжело и силы почти на исходе, но пока есть соломинка, он жив. И вот буря проходит. Шторм в двенадцать баллов сменяется штилем. Верующий пережил шторм, он жив. Жив благодаря соломинке. Поэтому вера очень важна, и человек обретший веру обретает дополнительные силы, второе дыхание. Вера это очень много, а иногда, вера это все.

Я вдруг четко осознала, что бога нет, его просто не существует, и никогда не существовало. Это чувство больше не было обидой на бога, или разочарованием в нем. Это было четкое осознание своей ошибки, я всю жизнь верила в свою иллюзию. А сейчас как будто фокусник раскрыл мне тайну фокуса, и он перестал быть чудом, и превратился в ловкость рук. Я выдумала бога, потому что мне был нужен друг, мне нужен был кто-то с кем всегда можно поговорить, и поговорить обо всем, даже о том, о чем с другими нельзя. Мне нужен был кто-то, кто примет мои надежды, кто-то, кого можно просить о самом сокровенном, ведь когда просишь что-то, ты рождаешь надежду на исполнение этого, а я жила в мире без надежды. Я жила в мире полном страха и одиночества, пока не появился Гога. Он был чудом в моей жизни, и я решила, что мне его дал бог. С того момента как я обрела бога я больше не была одна, и сейчас я поняла то, что бог мне был нужен как лекарство от одиночества. Без веры жить очень тяжело и страшно, потому что ты можешь надеяться и рассчитывать только на себя. Но человек не всесилен, и рассчитывать только на себя означает принять возможность провала, не иметь надежды, той самой соломинки. Оказалось, что разувериться очень страшно и невыносимо больно. Из меня словно вырвали веру, как ураган вырывает из земли дерево вместе с корневищем, и во всем моем теле, от груди до пупка зияла рваная рана, она сильно кровоточила, и от этого не было лекарства. Разувериться, это как смерть близкого, и сейчас во мне умер бог. Я снова стояла одна посреди далекого Плутона, но теперь я перестала звать на помощь. Я тихо села, и приняла эту Яму, я больше не бежала от нее. И только здесь случилось чудо — я взлетела и направилась к Земле, где вокруг полно людей, и много тех, кто может и хочет мне помочь, таких как Дима, Ира и Борский, Боря и Витя. Возможно были бы и другие, просто я больше ни у кого не просила помощи. Друзьями могут быть и люди.

Я отпустила соломинку. Я все еще на плаву.

Сейчас моя жизнь рушилась у меня на глазах. Я находилась в воде без спасательного жилета посреди Тихого океана в двенадцатибальный шторм, и у меня больше не было соломинки. У меня больше не было надежды, и теперь я могла рассчитывать только на себя.

— Гриша, сколько времени?

— Четыре утра. Ты бы поспала немного.

— Мне кажется, что если я засну, то Дима умрет. Я знаю, что это глупо, но я должна что-то сделать, я должна сама хоть раз в жизни принять какое-то решение. Знаешь, я тут подумала, скажи, ты можешь связаться с кораблями вокруг, ведь здесь же полно всего должно ходить?

— Не полно, но ледоколы есть, вижу канадский корабль, еще есть норвежский, но он далеко, вижу американский эсминец, есть еще наша атомная подлодка, она ближе всех. Я могу связаться с любым из них, ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Я пока не решила, но рассматриваю такой вариант. Ты можешь узнать курс всех этих судов, куда они идут?

— Минуту. Все они идут к Атлантическому океану, только наша подлодка идет в сторону Северной Земли.

— А мы сами где сейчас?