Тима Феев - Йонтра

— Мдам-льк, — Скит смущенно посмотрел на публику, — уже действительно похоже на бред. «Какие-то существа», — что это, галлюцинации у меня такие были? А может, я просто так выразил свои физические ощущения в тот момент. Трудно сказать. Но ясно одно, бозонный, как я его условно назвал, уровень, очень болезненный. И потом, эта еще тень императора. Уж даже не знаю. Быть может, я видел тогда его собственный ночной кошмар, но только с той, другой стороны? Со стороны того мира, куда он попадал во сне? Или во время своих властных фантазий? Ну что же, исходя из того, что я о нем знаю, — очень надеюсь, что после своей кончины он в том сне так и останется, и уже навечно. А то, что им управляло все то время, пока он властвовал, получит его в свое полное уже распоряжение.

6. Сингулярность. «И вновь стало легче. Я это сразу почувствовал, будто перешел некую грань. Теперь я могу раздвигать руками пространство. Я могу трогать свет. Комкать его, лепить из него, смотреть на него, делать с ним все, что захочу. Это очень старый свет, состарившийся здесь. Он тут давно. Я стал подниматься вверх. Я стал двигаться направо. Я вижу все. Теперь я могу перемещаться куда захочу. Это не пространство. Это уже время. Я вижу нас с Тио в прошлом. Буквально несколько мгновений назад. Мы были у горизонта. Того горизонта, что внутренний. Теперь я вижу нас, падающих в бездну. Мы кричим. Мы рвем на себе одежду. Наш корабль рассыпается в пыль. Вдруг опять собирается в единое целое. Мы счастливы. Мы плачем. Обнимаемся, кричим. Боль, видимо, прошла. Я опускаюсь вниз к центру. Я не могу выйти за горизонт. Мой путь только туда. К точке абсолюта».

— Ох-хо-хо — вздохнул Скит тяжко, — это даже и читать-то тяжело. Еще, слава богу, что я ничего из того, что там происходило, сейчас совершенно не помню. А то, наверное, давно сошел бы уже с ума. Да и так, судя по тому, что здесь написано, вполне можно утверждать, что в тот момент я был уже явно не в своем уме. Но что поделать? К сожалению, как и сказал, иных связных свидетельств о нашем с Тио безумном кошмаре, не сохранилось. Да, вот еще, — Скит показал слушателям новый пергамент, — вот на этом, последнем листе, написано, что мой приятель погиб. Что он канул неизвестно куда и все такое прочее. Скажу сразу, что это не так. Тио все еще жив и находится в полном здравии. Однако покинули то место, о котором я вам рассказываю, мы с ним порознь.

7. Абсолют. «Я вмерз в камень. Последним, что я слышал, был крик Тио. Его куда-то от меня оторвало. Он исчез во тьме. Я не могу пошевелиться. Не чувствую ничего. Время становилось. И я тут навсегда. Но я могу мечтать. Могу думать о мире. Могу путешествовать, но лишь мысленно. Мои мысли остались свободными. Они теперь не зависят от тела. Они теперь свободны как никогда. Я вижу Тэю. Я вижу наш океан. Я вижу мир. Я счастлив. Я вернулся назад. Вижу этот камень. Лед. Тьму. Ужас. Теперь мне все равно».

— Совершенно ясно, если судить по этим записям, — продолжил Скит тоже как-то равнодушно, — что в последний момент ко мне вполне вернулись сознание и чувство реальности. Никаких бредовых фантазий. Все совершенно понятно. За исключением, пожалуй, лишь ощущения свободы и счастья, которое появилось у меня под самый конец. Вот только одного жаль, — Скит слегка нахмурился и посмотрел себе под стол, — ведь это далеко не последняя запись оттуда. У меня сохранился еще целый ворох исписанных страниц. Но, к величайшему моему сожалению, на них остались лишь одни знаки препинания. Я, конечно, писал и слова. И между точками была информация. Но даже пергамент не смог ее удержать.

Тут Скит вытащил из-под стола целую коробку, доверху набитую пергаментными листами. Все они были аккуратно сложены и, видимо уже позднее, пронумерованы.

— Я тут пытался разобрать хоть что-то изо всего того пунктуационного хаоса, но не смог. Ведь построить даже предположения, основываясь на пропусках между точками, оказалось совершенно невозможным. И поэтому теперь все эти сведения, которые вполне могли бы стать самыми ценными, а возможно и фундаментально ценными в истории не только нашей, но и всей мировой цивилизации, утеряны навсегда. Наше же с Тио безумное путешествие теперь уже вряд ли кто-нибудь когда отважится повторить. Ведь не только сам факт, что мы выжили, но еще и сумели доставить оттуда хоть что-то, за что отдельное спасибо моему другу, уже есть, по сути своей, чудо. Вероятностное же отношение, предполагающее подобный благополучный исход, я сейчас даже и называть не стану. Его вполне можно считать равным нулю.

На этом, уважаемые слушатели, позвольте мне завершить сегодняшний, несколько странный рассказ. Ведь уже довольно поздно и, как кажется, начинает холодать. А ведь мы, земноводные, — тут Скит нарочито поежился, — не слишком любим холод. Да к тому же еще и от всей этой истории, у меня лично, будто мороз по коже продирает. Так что извините и прощайте.

После этих слов Скит, все еще слегка вздрагивая и явно поспешая, пополз к своему дому. Слушатели же, напротив, вполне спокойно себе переговаривались и потихоньку расходились. На них сегодняшняя история произвела, по всей видимости, куда меньшее впечатление, чем на самого рассказчика.

— Я не буду вам, уважаемые слушатели, рассказывать сегодня о том, зачем и по какой причине снова вернулся на Тэю. Полагаю, это и так всем понятно. Могу только сказать, что ничто более в этом мире уже не сможет переменить моей веры в добро, а также в то, что все мы, и разумные, и неразумные существа, состоим из света. Что в нас не только эта, — Скит щелкнул себя по боку, — грубая плоть. Но обо всем по порядку.

В прошлый раз я остановился на печальном итоге своего путешествия к центру Галактики, когда фактически погиб и был навеки погребен в бездне сингулярности. Однако, как это выяснилось уже очень скоро, все было и так, и не так. С учетом моего комплексного состояния, уничтоженной и, так сказать, погребенной, оказалась всего лишь действительная часть моей сущности. Мнимая же ее часть оставалась все еще свободной и благодаря, возможно, случайности, а, возможно, и по каким-то иным, неведомым мне причинам, была выброшена за пределы черной дыры. Впрочем, все что от меня оставалось тогда, представляло из себя уже не трехмерный, а всего лишь двухмерный объект, который посредством тоннельного перехода смог пересечь незримый барьер между внутренним и внешним горизонтами событий. Но и это было еще не все. В результате всех тех странных метаморфоз и именно в двухмерном мире я обрел удивительную способность видеть в нем такие вещи, различить которые в нашем трехмерном мире было бы для меня совершенно невозможно.

Например, я мог видеть ту духовную общность, что связывала меня с Тио, и благодаря которой он все же не сгинул в бездне сингулярности. Был даже такой момент, когда мы с ним оказались по разные стороны той чудовищной воронки, безмолвно и неумолимо поглощавшей все и вся. Тио внутри, а я снаружи. Словно скрепленные длинной световой лентой, мы безвольно висели с ним некоторое время, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Но постепенно я начал перетягивать его на себя, пока наконец он не выскочил из черной дыры и, промелькнув у меня над головой, не скрылся где-то в туманной неизвестности. Я же с обрывком той ленты, что нас соединяла, спланировал медленно вниз. И именно тогда, взявшийся словно из ниоткуда, но сразу заполнивший все пространство вокруг, возник тот удивительный и безмерно-таинственный голос.