Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

«Даже приближённо, на сегодняшний день земная наука, при условии создания, что коллаборации учёных, что вливания средств в чисто национальные исследования не в состоянии понять не только принцип действия этих артефактов, но и суть физических явлений, и тем более науку другого мира. Это при том, что они явлены в виде, частично адаптированном для Земли, созданные разумными автоматами, которые появятся у вас, как минимум через двести-четыреста лет, если вообще появятся, я так в этом сомневаюсь».

«Сразу хочу предупредить, эти приборы созданы другими, их разум, каноны существования, среда обитания резко отличаются от ваших. Подумайте хорошенько о том, что может произойти, мощь их вам не подвластна, а прежде чем их энергия иссякнет окончательно, неизвестно какие сбои могут произойти. И ещё одно, напрягите извилины, стал бы я предупреждать Вас об этом, если бы не был заинтересован в вашем существовании?!».

«Я готов помочь Вам уничтожить эти приборы, либо передайте их мне, под гарантии и преференции. Даже гипотетически я не могу пока допустить риск гибели планеты, и если меня вынудят, приму соответствующие меры. Уверен, вы понимаете меру личной ответственности и последствий. Готовы ли вы взять её на себя сейчас?». Он опять умолк, пристально вглядываясь в лица Немо и Берегини. Ответом было молчание.

«Я также готов оказать всяческое содействие в минимизации последствий таких Ваших шагов, со стороны руководства любого уровня и страны. Эту проблему мы уж как-нибудь, полюбовно да решим».

«Вот, собственно говоря, и все что я хотел сегодня здесь обсудить. У Вас может возникнуть вопрос, почему я сразу не изъял сей инструмент? Отвечаю, чтобы не было глупых домыслов. Потому только, что не желаю вмешиваться в дела Ваши людские до последней возможности, но крайности меня вынуждают».

«Если есть другие вопросы и готовые предложения, слушаю. Но только разумные, потому даю время подумать. Продолжим через четверть часа». И он пропал, растаял как запах кондитерской фабрики в автомобиле, промчавшемся мимо неё.

Ровно через 15 минут они оказались уже в тронном зале старинного замка, увешанного щитами с различным средневековым оружием, мечами двуручными, палашами и саблями, копьями и алебардами. Гладиусами и гламдрингами, рапирами, акинаками и арбалетами, большими италийскими луками и малыми скифскими. В промежутках, между щитами висели шкуры животных: волчьи, бизонов, львов и леопардов, ирбисов и ягуаров. Посредине зала стоял огромный тяжёлый стол, прямоугольной формы на сотню человек, или какой нечисти. На нём стояли три высоких бокала, наполненных вином и золотой кувшин старинной венецианской работы. С торца одной стороны входа в зал сверху были вывешены множество каких-то флагов, штандартов и вымпелов, богато украшенных, шитых золотом и серебром. С другого торца длинного зала на возвышении, между двух высоких дверей стояла, сверкая железом, огромная скульптура рыцаря, полностью закованного в доспехи. С одного его плеча свисал длинный до пола чёрный плащ. Головной убор венчали огромные чёрные же, выбранные павлиньи перья с редкими тёмно-синими блёстками — пятнами. Перья на сквозняке шевелились как живые.

Одна из дверей выхода была приоткрыта. Слева от входной двери, находились огромные, высотой не менее пяти метров окна. Они вместо обычного для нашего времени стекла, были набраны цветной мозаикой. Это были изумительные по красоте картины из рыцарских романов, сцены битв и библейских историй, освещённые лучами заходящего солнца. На высоте 7-9-метров три стены обрамляло некое подобие балюстрады. Поскольку ширина настила её пола и высота перил были скорее рассчитаны на карликов, можно было сделать вывод о её декоративном характере.

Чёрного цвета лакированные балясины отражали свет от солнца, проникающего через окна, с другой стороны их освещало пламя высокого камина. Три бревна в полтора обхвата, горели в нём, давая свет и тепло. В парадном зале было прохладно, здесь царил полумрак. Три круглых колёса — люстры, подвешенные к центральной балке перекрытия крыши, освещали помещение тысячами свечей, их свет едва достигал пола. Центральная люстра была крупнее двух других и висела ниже. Камень стен был тёмно-серого цвета, а все деревянные балки крепежа окрашены в тёмно-коричневый. Справа и слева от камина на удалении в деревянных быках были укреплены и горели, на каждом по три факела. Огонь их колебался на сквозняке и от них в зале пахло чем-то приятным.

Они расположились опять втроём полукругом у камина на неудобных деревянных стульях, спинки которых были выше головы на полметра, а ноги не доставали до пола. Было впечатление, что в них раньше принимали за столом яства гиганты, настолько они были прочны и массивны. Общее впечатление от нового места было разносторонним: с одной — красиво, с другой стороны мрачно и тревожно, с третьей всё здесь дышало силой и убийствами. Хищник убивал хищников или сильных. Свет от камина отражался на лицах, отчего их черты выглядели строже и заострились.

Денница обвёл их взглядом, с таким видом будто заметил каких-то паучков на стене. Одет он был соответственно помещению в чёрный с красными воротом и нарукавными вставками средневековый камзол и белую рубашку — апаш. На ногах разноцветные чулки сиреневого и бордового насыщенного цвета и тёмные тупоносые туфли с бантом. Сверху штанишки пуфики в полоску. В руках его были — трость и чёрный, с золотой пряжкой широкий берет.

«Как вам комнатка для переговоров», — спросил, раздвинув руки.

«Ну что ж? Начнём со старших, я правильно предложил?

Прошу Защитница! Вам, как говорится, и беречь, оберегать. А затем, я надеюсь, мы с Вами сможет пообщаться tet, a tet, не загружая Александра Алексеевича нашими заботами горниго порядка? Сведём дебит с кредитом в небесной бухгалтерии».

Та очаровательно улыбнулась, — «Вечно Вы Денница начинаете с запугиваний. Мы и так знаем, какой вы большой и страшный. Но здесь не дети, ждущие наказания от строгих родителей. Вот мы, доверяем, верим в разум людей, поэтому оставляю решение нашего сегодняшнего вопроса за Немо. И позвольте с Вами, Падший не согласиться, дети, вы говорите, а справится, не смогли — «как не пытались этому помешать», припомнила она.

Лицо, того кто был в этот момент воплощением Денницы стало стальным, по нему прокатились волны подавляемого гнева, мало кому удавалось безнаказанно не то что поучать его, а даже едва намекнуть на несогласие. Этим лишённый возможности общаться с Творцом, изгнанный и низвергнутый он стал более походить на людей.

Немо мельком посмотрел на змея на трости. Тот же миг сдавленная голова змеи от боли высунула раздвоенный язык и зашипела.