Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

В доме у Домбровского слухачи фиксировали, как по радио пела Пугачёва и какой-то ансамбль — «Прощай и ничего не обещай. И ничего не говори, а чтоб унять мою печаль…», а бонна им в голос фальшивила, подпевала — «… уходит в дальние края…», и «… в большое небо посмотриии…». Но наружка к последним словам примадонны не прислушалась, более того позже, восстанавливая по памяти все 4 часа своей смены наблюдения за домом, о старухе ковылявшей куда-то по своим делам из соседнего дома не вспомнила, что сыграло свою роль в этой истории.

По пути столь хитрого отхода, также выбранного заранее, на перекрёстке стояло большое, металлическое зеркало, предназначенное для воителей автотранспорта. Старая женщина (теперь по паспорту Штоколова Елена Юрьевна) остановилась, поправить, сбившийся на ветру платок и пошла дальше, чтобы свернуть на Кривоарбатский.

Первый этап задачи по спасению, кажется, завершился успешно. Теперь, в запасе есть часа три — четыре, до того, как начнут искать. Надо успеть убраться отсюда, не попав в объективы видеокамер метро и общественного транспорта, автобусов, троллейбусов и прочих перевозчиков. Таких, оборудованных становилось в первопрестольной все больше и больше с каждым не годом, но месяцем. Она обязана, успеть убраться из Москвы в Кубинку. До того, успев забрать из тайника, оборудованного в гараже, что находится на неприметной улочке в Сокольниках всё необходимое для экстренной эвакуации.

Предусмотрен был также вариант, когда уходить бы пришлось с одной дамской сумочкой из городского кинотеатра Урал, в Гаьяново. Там же в гараже был оборудован передатчик управления системой самоликвидации содержимого домашнего сейфа на Гоголевском.

А в Кубинке, у неё есть хорошая двухкомнатная квартирка и тихая, скромная девочка, что за ней присматривает. В Москве, та ни разу не засветилась, «чистую» квартиру готовила сама бонна, якобы для Витольда. Там можно переждать месяц, другой, пока шум не спадёт, и за чередой других лиц разыскиваемых не затеряется в самой глубине памяти вездесущих милиционеров и патрульных ГИБДД её лицо, а мы его к тому слегка подправим, обучены этому, а потом глядишь, и вовсе забудется. Вот тогда, милости прошу, можно и далее — за границу, ведь заслужила за двадцать то лет, ни одного прокола.

Конечно это не самолёт, поезд или пароход, а багажник машины, рыбный траулер или за брезентом фуры какая-нибудь Киргизия, но можно и потерпеть и переждать, есть ради чего.

Она передала, условленным сигналом с другого телефона и новой сим-карты, что все в порядке, и она направляется, как и договорились заранее ещё в самом конце ночи с Мессером, возникшим прямо в спальне, она не спала, зная, что придёт и примерное время, сама вычислила. Почувствовала, его появление, как это у неё получалось всегда, для неё самой, оставалось загадкой.

Елена Юрьевна зашла в небольшое кафе, выпить чашку кофе на бегу, что называется. Присела за первый столик от двери, внимательно осмотрела улицу, через стекло небольшой витрины, пусто. Молодой человек в кожаном длинном фартуке принёс кофе, бывшая теперь уже бонна, расслабилась и попросила сразу рассчитать, оставила 50 рублей сдачи «пурбуар» в счетницу.

Она откинулась на спинку высокой лавки, на американский манер и ожидала, когда кофе немного остынет. Непривычная бутафорская одежда, под которой были приспособлены к нижнему белью на липучках полиэтиленовые мешочки, для придания ей вида толстой старухи, длинный парик, она носила короткую причёску, в жаркую июльскую погоду мешали ей, как и ватные шарики и палочки внутри, наложенные на десны и за щеки, в носу, донельзя изменившие её лицо. На кожу также был нанесён специальный крем, старивший её и придавший ей неприятную желтизну.

Единственный официант, обслуживающий тогда посетительницу обратил внимание на то, что было в этой старухе что-то неприятное, искусственное. Был он голубым, или как их называют в Латинской Америке, куда юноша, втянувшийся, в ночную жизнь Москвы мечтал, когда-нибудь уехать, розовым. Именно благодаря этому понял, что женщина возможно не совсем удачная театральная актриса и проверяет по жизни, сценический наряд в возрастной роли.

Все показалось ему искусственным, и одежда не соответствовала манерам, и то, как она говорила, будто бы набрав камней в рот, а речь культурного человека. Либо она мошенница, коих в Столице пруд пруди, и для себя решил аккуратно так, но не спускать с неё глаз.

В кафе, несмотря на то, что расположено оно было в старой части города, где публика обитает приличнее, культурнее, чем в спальных районах, воровали постоянно. То чашки, то узкие горлышком сосуды для холодной воды тащили, а чаще другого крали маленькие чайные ложечки и специальные металлические трубочки для помешивания, или плошки для мёда и различных специй. А платить, кто будет, официант с его то зарплатой. Бонна же, слегка расслабившись после успешно исполненной первой части задуманного, потеряв обычную осторожность, решила избавиться от части тампонов и прокладок, ибо вблизи подготовленный наблюдатель мог вполне разглядеть следы её маскировки (что, по сути, и произошло).

Наблюдательный гомик заметил, что женщина оставила кофе, недопитым, и вышла в туалет, что был в коридоре по пути, ведущем на кухню, где девчонки, под руководством повара по десертам готовили трудоёмкую и не слишком быструю классическую версию главного итальянского десерта — тирамису.

Спустя буквально несколько минут оттуда вышла совершенно другая женщина, несколько моложе, из старой одежды на ней ничего не было, видимо короткую юбку, чулки, лёгкую блузку розового цвета и синие балетки, все это она достала из небольшой сумки через левую руку.

Последующий осмотр туалета подтвердил догадку о переодевании посетительницы, в мусорном бачке, завёрнутые в тёмный пакет, лежали серая старушечья кофта, длинная до щиколоток коричневая юбка, тупоносые на ремешках, из середины прошлого века чёрные туфли на среднем широком каблуке, там же валялись мокрые тампоны, использованные для чего-то, может быть для удаления грима. Это и был явный прокол шпионки, вызванный расслаблением и торопливостью.

Избавиться от комплекта следовало подальше от того места, затерявшись в толпе прохожих где-нибудь в людном месте, не привлекая внимания. Все было выброшено как — «соломенная собака», которая по древнекитайскому обычаю используется при похоронах, после чего выбрасывается. Лицо старухи так же претерпело заметные изменения, до того было оно широким и одутловатым, какие бывают у лиц, злоупотребляющих алкоголем. Зато у женщины, вышедшей к тому моменту из туалета, и севшей на своё место у окна при входе в заведение оно стало узким, волевым и гораздо приятнее.