Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

А тому меж тем, снился страшный сон, из тех, что называют — «в руку». Дескать, стоит он себе на посту по охране рубежей необъятной Родины, а враги крадутся и вот уже шёпот слышен — «Убить его гада, мало. Ну, ничего, щас ему вдуют по самые гогошары».

Смена начала бухтеть, пока лейтенант не слышит, а старый спит себе в ящике и не желает вылезать. Мороз уже достал и все мечтали только об одном — быстрее добраться до караулки, так как свои тулупы уже отдали сменщикам. Пост был в ряду последних, так его часовых обычно и меняли.

Однако так совпало, что когда дембель сменщик попытался поднять крышку ящика и вытащить оттуда охреневшего Степанова, тот в самый страшный момент сна, быстро перешедшего в спросонок, решил, что его тайное местопребывание, где в засаде он был, обнаружено врагами, вскочил с криком Уррра! Оружие, как и положено даже во сне он не выпустил из рук. На «автомате» передёрнул затвор, из которого выпал боеприпас, уже до того пребывающий в нарушение всех приказов и страшилок командиров, в стволе.

Решив, что Степанов сошёл с ума и хочет, — А ведь может, дембель караульный, мгновенно продумал и такой вариант. Не растерялся и взял инициативу в свои руки, крикнул — Ложись. Вся смена рухнула на землю и вместе с ней, поскользнувшись, слетел с вышки начкар.

Эффект от звука его падения, когда подковы сапог зацокали по металлу и льду ступеней, а потом грохота приземлившегося тела с семи метровой высоты привёл к непоправимому.

Уже начавший было просыпаться часовой поста Степанов, от этого грохота взбудоражился и неожиданно для себя нажал на спусковой крючок АКСУ, тем более что мозг ещё какой-то своей спящей частью принял звуки предыдущего от падения — ЦОК, ЦОК за стрельбу с глушителем.

От дальнейшей трагедии всех спас голос или истошный крик молодого бойца — Мама! Он шустро вскочил и, петляя, взбежал на высокий земляной вал ограждения поста, далее шустро припустил в сторону, противоположную той, что вела к караулке.

От подножия вышки послышался стон сломавшего ногу начкара. Он второй раз в жизни выругался матом, впервые это случилось при распределении, когда узнал, что попал не туда, куда хотел, так как был золотым медалистом.

Окончательно проснувшийся Степанов бормотал о гнидах, который могли бы заранее предупредить, но уже по одному этому можно было понять, что часть его сознания все ещё нацелена на поиски врага. Всё успокоилось и прояснилось.

Смена прошла самым естественным образом, как уже потом доложил взбешённому капитану дежурному по части, сменившийся с поста дембель — Строго по Уставу товарищ капитан. Но тот не верил, куда солдата не целуй, везде …. Капитан так и не узнал правды о том, что до этого, им навстречу прилетела группа усиления поста, оповещённая сбежавшим, и добравшимся всё же до караульного помещения молодым паникёром о том, что часовой 4 поста открыл огонь по смене и подстрелил начкара.

Ох и били же потом его, паникёра драного в сушилке, за то, что пришлось лежать на морозе мордой в снег ещё десяток минут, пока сержант помначкара не забрал у всех личное оружие, включая и самого начальника неудачного того караула.

Наказали всех, даже старшину роты, за то, что не обеспечил личный состав караула положенного образца трёхцветными фонарями с маскирующим козырьком и противотуманным фильтром, снятыми с вооружения ещё 23 года тому назад, но замкомбата, проводивший расследование данного ЧП об этом ещё не знал.

Как водится с тех пор, все дембеля, несмотря на строжайший запрет фотографировать на постах, обязательно делали несколько снимков на фоне пожарного щита и ящика в дембельские альбомы. Крышку ящика, сразу после того комбат приказал заколотить десятисантиметровыми гвоздями —

«Что бы ни одна…», — дальше шла ссылка на одно из определений женщин лёгкого поведения, … «её …. Не могла залезть». А рядом поставили две металлические бочки, из которых песок можно было черпать разве что детской лопаткой или отбойным молотком. Пост ГСМ стали именовать имени Степанова.

Лейтенант тот, отлежал в госпитале и на фоне массовых кадровых перверсий, быстренько уволился, получил какую-то справку о том, что травму получил на военной службе, при исполнении воинского долга. И вообще оказался он не таким уж и бестолковым, устроился сначала на автозаправку, а через год незаметно как-то стал её хозяином. А ещё через год сразу трёх, и утвердился в статусе шефа части, привозил командованию водку с этикеткой, на которой боевой путь прославленной воинской части был нарисован от А и до Я. Напившись, всех благодарил за науку и учёбу, твердил, что армия ему все дала, в общем, нёс всякую чепуху, пить он так и не научился.

С приходом нового командира, из штабных, бочки остались, но ящик снова расколотили, ввиду наличия пожарного акта, где был оный недостаток отмечен при приёме дел и должности. Ящик ещё раз почистили и покрасили, наполнили, свежим песком и все пошло, как и прежде, до того случая, но история эта, каждый раз в отличие от, правдиво мною рассказанной, обрастала все новыми подробностями.

Так на вышку уже лез генерал — проверяющий. «Лейтенанта звали Березовский, а бойцом в ящике, не поверишь — Да сам Саша Чёрный, ну тот, что из Бригад. Он тут служил». Действительно орёл с таким же ФИО в части когда-то служил. «Век дембеля не видать».

Сначала часовому показалось, что в ночной тиши, нарушаемой лишь звуками автотранспорта, да редким вертолётом, пролетающим над МКАДом, или шумом жизни любой воинской части, будь то пение труб оркестра, зычные команды командиров и начальников, смех солдат или строевой шаг, да ещё и песней про Славянку, появился какой-то чужой, посторонний звук.

Потом, когда нашёл, откуда он идёт, понял, что кто-то или что-то лезет наружу из земляного вала, прямо на него. Испугался так, что чуть штаны не замарал, а кто бы ни струхнул?

Позвонил с вышки в караулку и кратко доложил — «Докладывает часовой 4 поста рядовой Переверзев. Проникновение на охраняемый объект, вблизи бокса №2. Принимаю меры к задержанию. Прошу подкрепления. Доклад закончил». Услышал, как начкар там, в караульном помещении подал команду — «Караул в ружье!». Ещё услышал дублирующую команду разводящего начальника дежурной смены — «Смена в ружье».

Откуда прёт проникновение, благоразумно промолчал, ведь за идиота примут. «Послушаем, что начкар скажет, когда сам увидит и услышит».

К тому, остаётся добавить, что с контрактниками, которыми на 85 процентов была укомплектована часть, все сработало как часы, не успела ещё рука Семенова подняться из земли, как все, включая опытного начальника караула, были в готовности задержать хоть черта, хоть Уму Турман.

Когда ССС пришёл в себя, он долго не мог начать говорить, рот не слушался его, там все пересохло. Сразу стало ясно как он плох. Даже стоял, шатаясь, коленки подгибались. Обезвоженный организм просил, требовал воды. Наконец прибежали «носилки, вода, аптечка» и испуганный санинструктор из санчасти. Последний после первых глотков отнял флягу у задержанного и вполне профессионально ощупав его на предмет наличия переломов и травм, решительно дал команду нести того в свои апартаменты, успокоив — «Никуда он не денется».