Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

— Я должен его убить.

— Что?! Но ты же не знаешь, о каком Толливере идет речь! И о том, почему он должен умереть. Если вообще должен.

— Нет-нет, я не о Толливере. Хотя в итоге может оказаться, что Толливер все-таки должен умереть. Нет, дорогая, я о том, кто убил Шульца. Я должен найти его и убить.

— О, я, конечно, понимаю, что убийца заслуживает смерти. Но почему этим должен заниматься ты ? Ты не знаком ни с тем, ни с другим — ни с убитым, ни с тем, кто его убил. Собственно, это никак тебя не касается. Разве нет?

— Еще как касается! Шульца, или как его там, убили после того, как я пригласил его за свой столик. Такого оскорбления я не потерплю. Гвен, любовь моя, если вы терпите дурные манеры, они становятся только хуже. Наша приятная во всех отношениях станция может превратиться в трущобы наподобие «Эль-пять»: толкотня, хамство, шум и сквернословие. Я должен найти того, кто это сделал, объяснить ему, в чем он виноват, дать возможность принести извинения, а затем убить его.

Моя прекрасная супруга уставилась на меня.

— Ты способен убить человека за дурные манеры?

— А ты знаешь повод получше? Хочешь, чтобы я мирился с хамством?

— Нет, но… я могу понять, когда казнят за убийство — я вовсе не противница смертной казни. Но разве это не дело прокторов и здешнего руководства? Зачем тебе брать закон в свои руки?

— Гвен, я выразился неточно. Моя цель — не наказывать, а выпалывать сорняки… и еще получать эстетическое наслаждение от воздаяния за хамское поведение. Возможно, у неизвестного убийцы имелись веские причины прикончить того, кто называл себя Шульцем… но убийство в присутствии людей, занятых едой, так же оскорбительно, как публичная ссора между супругами. Проступок усугубляется тем, что убитый был моим гостем… поэтому воздаяние — не только мое право, но и обязанность. Меня не волнует тот факт, что убийство само по себе может считаться преступлением. Но раз уж речь зашла о том, что это дело прокторов и руководства, — тебе известен хоть один местный закон, запрещающий убийство?

— Что? Ричард, он наверняка существует.

— Никогда не слышал ни о чем подобном. Полагаю, Управляющий может счесть убийство нарушением Золотого правила…

— Да я в этом почти уверена!

— Правда? Лично я никогда не уверен в том, что может подумать Управляющий. Но, дорогая моя Гвен, убийство — не всегда преступление. Чаще всего оно не является таковым. Если Управляющий и обратит внимание на эту расправу, он может счесть ее вполне оправданной — преступлением против нравов, но не против морали. Но, — продолжил я, снова повернувшись к терминалу, — возможно, Управляющий уже решил данную проблему. Посмотрим, что пишут в «Вестнике».

Я вновь вызвал газету, перешел к свежему номеру и выбрал раздел с информацией о рождениях, браках, разводах и смертях.

Первым стояло объявление о бракосочетании Эймса и Новак. Я остановил прокрутку, увеличил текст, отправил на печать, оторвал листок и протянул супруге.

— Отправь своим внукам — пусть знают, что их бабуля больше не живет во грехе.

— Спасибо, дорогой. Ты так любезен… или мне только кажется?

— А еще я умею готовить.

Я прокрутил газету дальше, до некрологов. Обычно я читаю их первыми — всегда есть шанс на то, что какой-нибудь порадует меня.

Увы — только не сегодня. Ни одной знакомой фамилии, не говоря уже о Шульце. Никаких неопознанных тел. Никаких смертей «в популярном ресторане». Ничего, кроме обычного печального перечня незнакомцев, скончавшихся естественным образом, и одной жертвы несчастного случая. Перейдя к общим новостям станции, я начал просматривать строки, плывущие по экрану.

Ничего, кроме бесчисленных рутинных событий, от прибытия и отправления кораблей до главной новости: последнее дополнение станции, кольца 130–140, приведены во вращение, и если все пойдет по плану, их доставят на место, а с восьми ноль-ноль шестого числа начнут приваривать к основному цилиндру.

И здесь не было ничего о Шульце, никаких упоминаний о Толливере или Тальяферро и никаких неопознанных трупов. Вновь вернувшись к содержанию, я вызвал перечень событий на ближайшее воскресенье. Оказалось, что на полдень запланировано единственное мероприятие — проходящий по головидению круглый стол с участием представителей Гааги, Токио, Луна-Сити, «Эль-четыре», «Золотого правила», Тель-Авива и Агры на тему: «Кризис веры: современный мир на перепутье». Вести его будут председатель Гуманистического общества и далай-лама. Я пожелал им удачи.

— Пока что полный ноль. Гвен, как вежливо поинтересоваться у незнакомого человека насчет произношения его фамилии?

— Дай-ка попробую, дорогой. Я бы сказала: «Миз Толливух, это Глория Мид Кэлхун с Саванна. У вас есть в Чальстоне кузина Стэйси Мэй?» Если она поправит мое произношение, я извинюсь и отключусь. Но если она — или он — не станет возражать против упрощенной формы и при этом скажет, что не знает ни о какой Стэйси Мэй, я отвечу: «Вот я и сомневалась. Собственно, она говорила „Тальяферро“… но я знала, что это неправильно». И что тогда, Ричард? Договориться о встрече или «случайно» отключиться?

— Договориться, если возможно.

— О встрече с тобой? Или со мной?

— С тобой. Я пойду тоже. Но сначала мне придется купить шляпу.

— Шляпу?

— Такую смешную штуку, которую носят на верхней части головы. По крайней мере, так делают на шарике.

— Я знаю, что такое шляпа! Я тоже родилась на шарике, как и ты. Но сомневаюсь, что за пределами Земли хоть один человек видел шляпу. И где ты ее найдешь?

— Не знаю, дорогая, но могу тебе сказать, где она понадобится. Я вежливо приподниму ее при встрече и скажу: «Сэр или мадам, умоляю, расскажите мне, почему кто-то желает вашей смерти к полудню воскресенья». Гвен, меня беспокоит вопрос, с чего начать такую беседу. Общепринятые формы вежливости существуют почти для всех случаев — от предложения верной жене совершить адюльтер до вымогательства взятки. Но с чего начать разговор на эту тему?

— Разве нельзя просто сказать: «Не удивляйтесь, но вас хотят убить»?

— Нет, это будет неправильно. Я ведь не собираюсь предупреждать этого парня, что кто-то хочет его пристрелить. Я пытаюсь выяснить, зачем это кому-то понадобилось. А когда выясню, то возможно, всем сердцем поддержу эту идею и не стану ничего предпринимать… или даже могу настолько ею вдохновиться, что сам исполню намерение покойного господина Шульца, оказав услугу всему человечеству.

С другой стороны, мне это может настолько не понравиться, что я вмешаюсь и добровольно отдам все силы и саму жизнь предотвращению этого убийства. Если, конечно, цель — не Рон Толливер. Но сейчас рано решать, на чью сторону становиться, — нужно понять, что происходит. Гвен, любовь моя, профессиональный убийца не имеет права сперва убивать, а потом задавать вопросы. Людей это раздражает. — Я снова повернулся к терминалу и уставился на него, не дотрагиваясь до клавиш. — Гвен, прежде чем мы займемся местными звонками, надо бы заказать шесть звонков с временнóй задержкой, чтобы поговорить с каждым из «друзей Уокера Эванса». В любом случае, главная улика для меня — тот факт, что Шульц упомянул эту фамилию. Ее сообщил кто-то из шестерых… и он должен знать, почему Шульц так трясся от страха.