Роберт Хайнлайн - Кот, который ходил сквозь стены

— А как насчет того, чтобы потереть спинку?

— Я тру спинку лучше всех в Бундоке!

— Ты зря теряешь время, Джей-Эль, — вмешалась Дити. — Хейзел все еще держит его на коротком поводке.

— Но, тетя Дити, я же не пыталась затащить его в постель.

— Не пыталась? Тогда не трать время понапрасну. Отойди и оставь его мне. Ричард, тебя привлекают замужние женщины? Мы все замужем.

— Гм… Пятая поправка! [83] Пятая поправка к конституции США запрещает дважды привлекать к ответственности за одно и то же нарушение.

— Я тебя поняла, но в Бундоке о ней никогда не слышали. Те немецкие математики… они не из твоего мира?

— Сперва выясним, говорим ли мы об одних и тех же людях. Эрвин Шредингер, Альберт Эйнштейн, Вернер Гейзенберг…

— Те самые. Им нравилось то, что они называли мысленными экспериментами — как будто таким способом можно что-то узнать. Богословы! Джейн Либби собиралась рассказать тебе о коте Шредингера: мысленный эксперимент, якобы позволявший делать утверждения о реальности. Джей-Эль?

— Это была дурацкая затея, сэр. Запираем кота в ящик. Проверяем, убьет его или нет изотоп с периодом полураспада в один час. Прошел час: кот жив или нет? Шредингер утверждал, что в силу статистической вероятности, считавшейся в те времена наукой, кот будет не жив и не мертв, пока ящик не откроют. Он существует в виде облака вероятностей, — сказала Джейн Либби и пожала плечами, продемонстрировав изящные динамические кривые.

— Мррэм?

— Кто-нибудь догадался спросить кота?

— Сплошное богохульство, — заявила Дити. — Ричард, это наука в стиле немецких философов. Не стоит прибегать к таким примитивным построениям. Так или иначе, Пикселя прозвали котом Шредингера, поскольку он проходит сквозь стены.

— Как он это делает?

— Это невозможно, — ответила Джейн Либби, — но он еще маленький и об этом не знает, поэтому у него получается. И поэтому никогда неизвестно, где он появится. Думаю, он искал вас. Дора?

— Что-нибудь нужно, Джей-Эль? — ответил корабль.

— Ты случайно не заметила, как котенок попал на борт?

— Я замечаю все. Он не стал тратить время на проход по трапу, а просто проник через мою оболочку. Было щекотно. Он голоден?

— Вероятно.

— Сооружу ему что-нибудь. Он достаточно взрослый, чтобы есть твердую пищу?

— Да. Но без крупных кусков. Детское питание.

— Момент!

— Дамы, — сказал я, — Джейн Либби говорила, что те немецкие физики блестяще ошибались. Но вы ведь не включаете в их число Альберта Эйнштейна?

— Конечно включаю! — решительно ответила Дити.

— Удивительно. В моем мире Эйнштейн носит нимб.

— А в моем — сжигают его чучело. Альберт Эйнштейн был пацифистом, но нечестным. Когда речь зашла о его шкуре, он позабыл собственные пацифистские принципы и использовал свое политическое влияние, чтобы запустить проект создания первой бомбы для уничтожения городов. Его теоретические труды мало что значили и в большинстве оказались ошибочными. Но он навеки покрыт позором как политик-пацифист, превратившийся в убийцу. Я его презираю!

Примерно в то же время появилось детское питание для Пикселя — похоже, блюдце с едой возникло прямо из стола. Но поклясться я не могу: оно просто появилось, и все. Я стал кормить котенка и задумался. Горячность Дити меня удивила. Эти немецкие ученые жили и работали в первой половине двадцатого века — в моем понимании не так уж давно. Но если то, в чем пытались меня убедить терциане, было правдой (хотя вряд ли!), значит для них речь шла о далеком прошлом. О паре тысячелетий, по словам Джейн Либби.

Откуда у этой вполне добродушной юной леди, доктора Дити, такое эмоциональное отношение к давно умершим немецким мудрецам? Мне известно лишь одно событие двухтысячелетней давности, к которому люди и вправду относятся эмоционально… и которого не было.

Я начал мысленно составлять список нестыковок: заявленный возраст Лазаруса; длинный перечень смертельных болезней, которыми, как утверждалось, меня заразили; полдюжины странных событий в Луне; и главное — сам Терциус. Действительно ли это была чужая планета, очень далекая от Земли как в пространстве, так и во времени? А может, это всего лишь потемкинская деревня на тихоокеанском острове? Или даже в Южной Калифорнии? Города под названием Бундок (с населением примерно в миллион, как мне говорили) я не видел, встретив пока что с полсотни человек. Возможно, остальные существуют лишь на словах в этом потемкинском спектакле?

(Осторожнее, Ричард! Ты снова становишься параноиком.)

Сколько времени требуется Лете, чтобы размягчить мозг?

— Дити, похоже, ты сильно злишься на доктора Эйнштейна.

— У меня есть причины!

— Но он жил очень давно. Как говорит Либби, два тысячелетия назад.

— Для нее это было давно. Но не для меня!

— Полковник Кэмпбелл, — сказал доктор Берроуз, — вероятно, вы полагаете, что мы — урожденные терциане. Но это не так. Мы — беженцы из двадцатого века, как и вы. Я имею в виду себя, Хильду, Зебадию и мою дочь — мою дочь Дити, а не Джейн Либби. Джей-Эль родилась здесь.

— Ты попал в точку, папа, — сказала Дити.

— Но едва не промахнулся, — заметила Джейн Либби.

— И все-таки попал. Так что ты не можешь от него отречься, дорогая.

— Я и не собиралась. Как папаша он вполне терпим.

Я даже не пытался их понять — мне все сильнее казалось, что по понятиям Айовы все терциане были сумасшедшими психами.

— Доктор Берроуз, я не из двадцатого века. Я родился в Айове в две тысячи сто тридцать третьем году.

— Если смотреть с такой дистанции — почти рядом. Вероятно, мы из разных временных линий, из разошедшихся вселенных, но говорим почти с одинаковым акцентом, на одном и том же диалекте, используем одни и те же слова. Событие, которое развело наши миры, должно было произойти совсем недавно в нашем прошлом. Кто первым высадился на Луне и в каком году?

— Нил Армстронг, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом.

— Ах, тот мир. У вас были свои проблемы, и у нас — свои. В нашем мире первая высадка на Луну состоялась в тысяча девятьсот пятьдесят втором: КК ЕВВКС «Розовая коала» под командованием Бэллокса О’Мэлли, — доктор Берроуз огляделся вокруг. — Да, Лазарус? Тебя что-то беспокоит? Блохи? Крапивница?

— Если у тебя и твоих дочерей нет желания работать, идите болтать в другое место. Скажем, в соседнюю комнату: сочинители и историки не прочь потрепаться о пустяках. Полковник Кэмпбелл, думаю, и вам стоит поискать другое место для кормления своего кота. Предлагаю ванную комнату справа от моей гостиной.