Анастасия Баталова - Нефть в наших жилах

Холли нырнула следом. Под водой волосы Селии изгибались и шевелились, будто пламя черного костра. Поднимаясь к поверхности, она энергично работала длинными сильными ногами. Вынырнув, протерла лицо ладонями. Мокрые волосы плотной тканью, как мужская накидка, накрыли её голову и плечи.

Выплыв рядом, Холли в шутку брызнула Селии в лицо. Та фыркнула, рассмеялась. Они принялись потешно бороться в воде, и Холли в какой-то момент обняла Селию, по-особенному обняла, ласково и жадно, прижав к себе, как желанного юношу… Её руки скользнули по мокрому телу молодой женщины, задержались на талии, воровато погладили бедра. Селия, конечно, это заметила, она удивилась, растерялась, сделала вид, будто ничего не произошло. Может быть, показалось? Хотя от внезапной ласки, в животе у неё приятно потяжелело, и невесомые пальцы незримого пианиста пробежались по клавишам позвоночника…

Прошло почти три месяца с тех пор, как Тати и Кузьма воссоединились в своей украденной гонимой опасной и оттого по-особенному сладкой любви. Они постоянно находились рядом, но спокойных моментов, когда можно было, ни о чём не думая, радоваться близости друг друга, выпадало на их долю в действительности очень мало — в том, вероятно, и крылась подлая биологическая тайна яркости их романа, — редкие минуты слияния наполнялись такой ослепительной остротой чувств, что Тати сознавалась себе — ни с одним мужчиной ей не приходилось праздновать жизнь более расточительно и пышно.

В Кузьме её стараниями раскрылся необычайно чуткий и ласковый любовник.

«Девственник подобен белому листу, на котором ты навсегда оставляешь отпечаток себя, своих уникальных предпочтений, неповторимых секретов своего тела; он изучает тебя, он запоминает тебя, и твои привычки становятся основой его умений; ни один мужчина не доставит тебе больше приятных мгновений, чем тот, что получил впервые любовь из твоих рук… Именно поэтому принято у нас брать в мужья невинных юношей, а отнюдь не потому, что наличие у мужа других дам в прошлом может как-то оскорбить достоинство жены». Так писала в своём бестселлере «Женщина. Раба и повелительница инстинкта» великая опальная Афина Тьюри.

«Золотые слова!» — могла бы воскликнуть Тати. Восторженно и жертвенно принадлежал Кузьма своей первой женщине, стараясь не только исполнить, но и предвосхитить ее желания. Но имелся и минус: отдаваясь самозабвенно, темпераментный южнокровный парнишка требовал того же и от Тати.

Когда она уходила по делам, запирая его в гостиничных номерах или в чужих квартирах одного, он страстно тосковал: лежал лицом вниз на кровати, не употреблял ни пищи, ни воды, не брал в руки книг. Кузьма неистово ревновал: ему представлялось, что, оставляя его на несколько часов, его возлюбленная встречается с другими мужчинами и целует их так же, как его, и они отвечают ей не менее щедрыми поцелуями… Сколько Тати ни клялась ему, что ее отлучки обусловлены лишь необходимостью, он не мог успокоить своей ретивой собственнической натуры и регулярно делал ей сцены.

Она несколько раз заставала его за тем, что он просматривал список контактов в её мобильном. Каждое мужское имя вызывало у Кузьмы бурю негодования. И часто единственным способом прекратить скандал было заткнуть ему рот самым горячим поцелуем.

— О, Всемудрая помилуй, что творилось бы с тобой, останься ты в Хармандоне! — успокоив ревнивца своим телом, выговаривала ему Тати, — там же у вас многомужество, как бы ты пережил, вздумай твоя благоверная привести ещё одного…

Кузьма отвечал насупившись:

— Я сейчас здесь, с вами, и никаких других времен и условий не существует. Вы только моя.

Впрочем, Тати не возражала. Хоть юный любовник и не верил в это, но забот ей пока хватало и кроме поиска новых эротических приключений. Нужно было одалживать деньги у одних, чтобы расплачиваться с другими, постоянно искать безопасные места для ночлега, вычислять преследователей…

Заряженный пистолет всегда лежал у ножки кровати с той стороны, где спала Тати. Кузьма несколько раз замечал, как среди ночи она, даже не просыпаясь полностью, в какой-то зыбкой нервической полудреме, опускает руку, ощупывает его, успокаивается и засыпает снова.

Понаблюдав, как во сне она дергается, беспокойно сучит ногами и бормочет, юноша испытал острый прилив сочувствия. Он начал задумываться о том, какую на самом деле тяжёлую ответственность несет его любимая на своих худеньких плечах, о том, что этот груз она не отпускает даже ночью и притом старается сделать так, чтобы он, Кузьма, никак не страдал от неопределенности и неустройства их существования. А он, неблагодарный, закатывает ей истерики… Однако, ничего поделать со своими эмоциями юноша не мог, и, давясь стыдом, продолжал свои ревнивые проверки.

В сумочке у Тати, в очередной раз ища, покуда она отсутствовала, доказательства её измен, он обнаружил упаковку противозачаточных таблеток пятого поколения.

Кузьма никогда не видел их, им двигало любопытство. Он вынул из привлекательной розовой коробочки начатый блистер и инструкцию. Заковыристые медицинские термины увлекли его мысли в мир странных ассоциаций.

Ничего так и не прояснив для себя, Кузьма решил, что держит в руках расслабляющие таблетки от стресса, Тати упоминала вскользь, что принимает их. «Выпью-ка и я парочку, — решил он, — может, меня они тоже успокоят, и я стану меньше ревновать…»

Он надавил пальчиком на блистер и смело отправил в рот два тонких нежно-кремовых диска. Запил.

Тати, разумеется, пропажи таблеток не обнаружила, ей недосуг было отслеживать подобные мелочи. Она в свой урочный час просто проглатывала положенную ей дозу.

Кузьма ещё несколько раз брал «успокоительное» у неё из сумочки; разумеется на его здоровый молодой организм оно не оказывало никакого влияния, но эффект плацебо никто не отменял, и юноше казалось, что он действительно меньше ревнует.

— Так быстро кончились, странно… — сказала Тати, проглотив последнюю таблетку и скомкав блистер, — неужели месяц прошел… Совсем я из времени выпала.

Кузьма решил не сознаваться — вдруг отругает — но себе обещал больше не брать лекарства любимой женщины без спроса, раз уж они на счету.

Эффект от приема противозачаточных таблеток Кузьмой не замедлил проявиться на Тати. Великая богиня Кали, жизнь дающая и забирающая, выразила ей своё особое покровительство, должно быть, наградив лоном, плодородным, как пойма теплой полноводной реки. Однако, Тати долго не подозревала о втором нежданно нагрянувшем материнстве, списав нарушения своего лунного цикла на волнение и частые переезды. На противозачаточные таблетки пятого поколения уповала она как на икону, и была уверена, что ничего подобного просто не может с нею случиться.