Анастасия Баталова - Нефть в наших жилах

— Нужен врач!

Селия отреагировала мгновенно — она выпорхнула из кресла и кликом по столику-панели вызвала дворецкую.

Холли Штутцер метнулась к Зарине и придержала её, оседающую на пол, под локти.

— Вот так, осторожно, здесь кресло.

Нерушимая женская солидарность в великом и страшном деле продолжения жизни в эти минуты заставила всех троих забыть разногласия и обиды. Всё свидетельствовало о скором появлении малыша. Селия и Холли ощутили волнение, какое всегда сопутствует таинству. Они не задумываясь бросились помогать Зарине, и она, совсем недавно настроенная к ним враждебно, теперь благодарно принимала их помощь.

Дворецкая привела молодую охранницу с татуировкой школы розы на плече. Та взглянула на роженицу, посчитала пульс на запястье, положила ладонь на каменно отвердевший живот. Зарина никак не могла найти удобного положения, она извивалась в кресле, мотала головой из стороны в сторону, лицо её было очень бледно.

— Я чувствую, что-то идёт не так, — сказала девушка с татуировкой, — пульс слишком частый, наполнение плохое, тахикардия…

— Мне слишком больно, так не должно быть, я ведь рожала уже, я помню, — выговорила Зарина глухо, преодолевая каждое слово как препятствие.

— Все роды разные, не волнуйтесь, — попыталась разрядить нарастающее напряжение всеобщей тревоги охранница, поглаживая кисть роженицы, лежащую на подлокотнике, — вторые дети рождаются обычно быстрее, не успеете оглянуться, всё закончится, будет счастливый папа малыша баюкать…

— Кровь! Там кк… кровь! Смм… смотрите, — Холли, не в силах совладать с прорвавшимся на волю заиканием, указывала пальцем на белоснежную юбку Зарины. Со зловещей быстротой расползалось, словно кусок масла на сковородке, сочно алое бесформенное пятно.

— Мне плохо, — прошептала Зарина, роняя голову, — меня тошнит, здесь душно, очень душно, как в гробу…

— Она теряет сознание, — заметила Селия, вглядываясь в закатывающиеся глаза роженицы.

— Это отслойка, — сказала охранница-роза, решительно выпрямляясь, — велите подавать вертолет. У нас не больше двадцати минут.

На вертолетной площадке не было никого. По-видимому, и механик, и пилотесса ушли на обед, они обычно спускались в столовую для работников замка, расположенную в цокольном этаже.

— Найдите их, срочно! — скомандовала Селия, — машина нужна нам немедленно.

— Они не отвечают по рации, — сообщила дворецкая.

— Вот дуры! — а сердцах воскликнула Холли, — они сняли куртки на солнцепеке и рации у них в карманах.

— Мы не можем искать их, у нас каждая минута на счету, — сказала охранница-роза, — мы должны лететь сейчас.

— Должны — значит полетим! — объявила Селия.

Она сбросила на горячий бетон свои туфли на шпильках и ловко забралась в кабину стальной птицы.

— Ты умеешь пилотировать вертушку? — удивилась Холли.

— Пару раз я делала это, ещё когда была подростком, у моей матери классные люди работали в доме, я просила их, и они учили меня пилотировать всё, что можно, от косилки до вертолета. Надеюсь, с тех пор я ничего не забыла.

— Как вы? Зарина, вы слышите меня? — Охранница с розой терла Зарине виски ватным шариком, пропитанным одеколоном, в жарком воздухе распространялся тошнотворно сладкий запах ландыша.

— Уберите это, мне хуже, — пролепетала роженица высохшими бескровными губами.

— Вы чувствуете боль? Ребенок шевелится?

Селия включила зажигание, оглушительно затрещал над головами винт, и стало уже не слышно, что спрашивает у несчастной женщины девушка, постигшая умом границы жизни и смерти.

Знаком молодая миллиардерша пригласила занимать места в вертолете. Холли и охранница-роза вдвоём подняли Зарину в кабину и помогли ей разместиться.

— Опустите спинку кресла, — велела Селия, — это вертолет класса vip, задние сидения трансформируются в спальные места, не забудьте пристегнуть ремни безопасности.

— Куда мы летим?

— Нет ли здесь какой-нибудь ткани, вроде пледа, а то сидение будет испачкано кровью, — Холли шарила взглядом по просторному салону.

— Не о том ты печешься, — как всегда иронично заметила ей Селия, — если я раздолбаю этот вертолет к чертям, некому будет тревожиться о пятнах на сидениях.

Она дала спутниковому навигатору запрос — родильное отделение.

— Криста, дочь Божия, спаси нас и сохрани, — беззвучно пролепетала Холли Штутцер.

Она могла сказать это в полный голос, могла даже крикнуть — гул работающего винта проглотил бы её слова… Но молитва — она на то и молитва — произнесение шёпотом наделяет её особенной силой. Настоящей молитве на самом деле не всегда и нужны слова — когда человек молится, с богами напрямую говорит его любящее сердце.

— Если я умру, — говорила Зарина, с трудом фокусируя пугающе помутневший взгляд на лице сидящей рядом девушке с розой, — я прошу вас позаботиться о том, чтобы Королевой… Чтобы регентшей при моей внучке… Стала благородная хармандонская аристократка, а не эта прохиндейка и выскочка…

— Ребенок шевелится? Вы чувствуете его? — проигнорировав непонятную ей и по правде сказать в сложившейся ситуации совершенно неуместную тираду, снова спросила молодая охранница.

— Не зна-а-а-ю-ю, — пролепетала, выдыхая отдельные буквы изнуренная болью и кровопотерей женщина, — мне слиш-ком… Пло-о-о-хо.

— Лететь ещё четыре минуты, — сообщила Селия, — предупредите бригаду по телефону, садиться будем на площадку для медицинского транспорта, скажите им, что все штрафы за присутствие личного средства передвижения на территории клиники будут оплачены в течение суток. Пусть высылают электронные квитанции на моё имя.

Медики в синих и желтых костюмах с красными крестами высыпали на крышу приемного отделения, где ждали призывов о помощи, точно голуби на насесте, новенькие белые с красным санитарные вертолеты. Люди внизу энергично махали руками, продавали какие-то условные знаки, вероятно, призывающие сидящих в стальной стрекозе развернуться и лететь назад.

Не обращая на них ни малейшего внимания, Селия начала посадку.

— Нельзя, тут нельзя! Только сантранспорт! Это запрещено! — кудахтал пожилой фельдшер. Его широкие синие штанины, рубашка и седые кудри бурлили в потоках воздуха, взбиваемого винтом.

— Я сейчас буду говорить с вашим начальством, думаю, ему не очень понравится, что вы отказываетесь принимать человека в критическом состоянии.

— Но на своём вертолете запрещено! — начиная впадать в отчаяние, кликушествовал фельдшер, — меня за такое уволят! Говорю же нельзя!

— Мне всё можно, — изогнув по своему обыкновению бровь, заявила Селия, — особенно в те редкие моменты, когда я собираюсь сделать добро.