Роман Орлов - Весы Лингамены

Дарима нажала на пустой кружочек, который тут же загорелся зелёным.

— Ну вот, — удовлетворённо отметила она, — теперь дело за малым!

Я лишь молча поразился смелости подруги. Оставивший сообщение теперь был оповещён о том, что его собираются навестить.

Мы вошли в светлую круглую комнату. Освещение, казалось, лилось равномерно и отовсюду, хотя видимого источника света нигде явно не наблюдалось. На стенах висели многочисленные рисунки животных, картины природы и виды каких-то поселений, своим бытом напоминавших уклад жизни 19-го века. В комнате ничего не было, кроме круглой кровати, на которой сейчас сидел светленький мальчик и с интересом рассматривал стоящих на пороге его дома людей. Картину завершал дежуривший у двери колёсный робот модели М-387, отличающийся симпатичной «мордашкой» и добродушным, шутливым «нравом». Он создавался специально для этого города.

— Здравствуй! — приветливо произнесла Дарима. — Мы гости в этом городе. Увидели твоё объявление, решили — почему бы не зайти? Меня зовут Дарима. А это — мой друг Минжур.

Я посмотрел на Дариму и удовлетворённо отметил, что, несмотря на несколько принуждённые интонации, выражение лица у неё было самое что ни на есть соответствующее данной ситуации, а не притворно-игривое, которое, казалось бы, следует составить в общении с больным пружинной эпидемией.

— Здравствуйте! А я — Текано!

Чистые, небесного цвета глаза мальчишки с неприкрытым любопытством изучали нас. Всё его прелестное, хотя и немного нескладное существо — светлые волосы, тонкие ручки, прямая линия плотно сжатых, ещё детских губ, — всё, казалось, вступало в мучительное, невообразимое противоречие с окружающей действительностью этого ужасного места. Казалось, мальчику бы жить да радоваться. Дарима поспешила заполнить возникшую паузу, хотя, странное дело, я не чувствовал ни малейшего напряжения. Всю дорогу сюда я только и думал с чего нам начать, но как только я увидел этого ангелочка, всё волнение куда-то улетучилось.

— Мы живём в северном полушарии и работаем в Институте Кармоведения, — начала моя спутница. Похоже, она интуитивно поняла то же, что и я: бессмысленно прикидываться случайными зеваками, заглянувшими в Механический город. Мы ездили по миру не чтобы развлечься, а в надежде ощутить свежее дуновение ветерка в своих застоявшихся представлениях.

— И, честно говоря, мы так давно никуда не выезжали, — добавил я, — что уже плохо стали представлять, что в мире творится. Совсем погрязли в своих расчётах.

— А чем занимается ваш институт? — удивлённо спросил Текано. — Что это за кармоведение такое? Оно имеет отношение к кармикам?

Мы вкратце объяснили Текано, чем занимаемся.

Тут лицо его впервые потеряло приветливое выражение, он нахмурился.

— Я знал одну семью кармиков в городе, где я жил, — сказал он. — Но мне всегда казалось, что они исповедуют что-то древнее и давно отжившее. А ваш институт, выходит, хочет придумать… ну, то есть дать людям такое подобие местных «пружин», только одну и на всю жизнь?

Вопрос, конечно, был поставлен в лоб и звучал из уст подростка, не достигшего ещё и 18-ти лет. Но отчего-то именно на такие вопросы отвечать всегда архисложно. Ведь в мире взрослых всё обтекаемо и само собой подразумевается, и, по большому счёту, можно ничего вслух не озвучивать, так как всем и так всё ясно: одна кучка поведенческих стереотипов уравновешивает другую равновеликую кучку, и вся эта шатко-валкая конструкция угловатых условностей и нелепых тождеств всех устраивает, находясь в неком скрупулёзном равновесии.

— О, — подняла голову Дарима, — сравнение просто поэтическое! И как-нибудь, если захочешь, я отвечу на все твои вопросы и расскажу о дхарме подробнее. Но пока поведай нам что-нибудь о себе и своей жизни здесь. Ты ведь хотел пообщаться, как мы поняли, и нам очень интересно выслушать тебя.

В глазах Текано мелькнула радость, он немного воспрянул.

— Я здесь уже несколько месяцев. Быть может, это не так много по сравнению с теми, кто торчит тут годами. Началось всё… Так что же, это всю жизнь надо рассказывать? — прервал он сам себя.

Я удобно устроился на полу и предложил ему говорить лишь то, что кажется ему важным. А мы будем вникать. Дарима примостилась рядом со мной, и мы приготовились слушать.

— Мне сейчас 17 лет, — начал рассказ юноша. — До 14-ти я рос обыкновенным мальчиком, играл со сверстниками, хотел стать космонавтом, исследовать дальние миры, — Текано невесело усмехнулся и продолжил:

— Но уже в 15 я начал постигать, что ничего не знаю о природе нашей реальности, не знаю, как она устроена и кем — я уж не говорю зачем. В то время как мои сверстники забавлялись с «машинками желаний», устраивая всякие соревнования, кто больше и быстрее выдумает и создаст на них всякой разнообразной бесполезной дребедени, я жаждал понять, что заставляет их делать это. Более того, я хотел осознать, в чём же смысл пребывания на планете, когда труд перестал быть главной действующей силой, толкающей колесницу жизни.

— Как рано ты задался такими вопросами, — удивлённо проронила Дарима. — Но прошу, продолжай.

— И тогда я впервые подумал — а какой смысл лететь к дальним мирам, когда я понятия не имею, зачем существует мой собственный, родной? Что мне искать в несусветной дали от родины, когда главные вопросы назрели ядовитым прыщом и грозят прорваться уже здесь, на земле!

Мы слушали, затаив дыхание. Просто не укладывалось, что всё это с такой ясностью могло существовать в уме 15-тилетнего подростка.

— С тех пор мечты о межзвёздных путешествиях покинули моё взрослеющее воображение, и всё моё существо заняли вопросы, о которых я сейчас вкратце говорил.

Так я равноудалился и от сверстников, и от былых поползновений к далёким туманностям. Сочтя вопрос «зачем» трудноразрешимым, хотя и главенствующим, я в первую очередь задался вопросом «как», то есть занялся мировым переустройством. Я знаю, на эту тему написано множество книг, и с некоторыми я был поверхностно знаком. Но все они были созданы давно и не могли отражать реалии нашего времени.

— А что ты хотел изменить? — аккуратно спросил я.

— Ну, меня совсем не устраивала роль человека в современном мире. Было такое ощущение, что человек разумный с тысячелетней историей войн, взлётов, падений, открытий и освоения космоса превратился вдруг в некое диванное существо, основной и почти единственной функцией жизнедеятельности которого является подача звуковых команд неизменно стоящей рядом машине желаний. Машина желаний плюс Человек Диванный — это звучит гордо!

Мы сочувственно смотрели на Текано. Сколько всего успел впитать и переварить этот юноша за столь малое время. Иным недюжинным умам для этого требовались многие десятилетия…