Роман Орлов - Весы Лингамены

— Но… — Штольм и сам не понимал, как в Сачок попала бабочка, но ещё больше недоумевал, почему она не перекачалась вместе с остальным содержимым Сачка в контейнер для изучения — там ведь мощный компрессор…

— Ладно, не будем больше мешать, пойдёмте, друзья, — позвал всех Гелугвий.

— Мы зайдём завтра узнать как дела, — сказал я выходя.

Мы оставили Штольма в размышлениях над конструкторскими недочётами Сачка и потихоньку ретировались.

Однако, ни завтра, ни ещё через пару дней Штольм на связь так и не вышел. Как мы узнали позже, всё это время он усиленно пытался получить хоть сколько-нибудь удовлетворительные результаты в своём «сачкомашестве». Каждую ночь пробираясь в сумерках к Городу, он черпал и черпал воздух своим Сачком, тщетно надеясь отловить вожделенные волоски. Возвращаясь обратно, он каждый раз успокаивал себя тем, что в этот раз уж точно наловил полные пирамидки невидимого порошка кармы, из которого и состоит всё вокруг. Он мечтал о том, что вот сейчас он дойдёт до ИКИППСа, свернёт в 151-й Зал, а там… Ночь за ночью ходил Штольм одной и той же дорогой, и вскоре примятую на этой тропинке траву уже мог бы приметить посторонний, буде таковой нашёлся бы в этих не посещаемых никем местах. После пятой ночи, проведённой в поле близ Города Радости, Штольм, обескураженный отсутствием результатов и ужасной усталостью, решил, что если и этот воздух, который он сейчас нёс в институт в своей «заплечной котомке», окажется «пустым», то он просто выкачает всё из своего институтского аквариума и снесёт обратно к городу. Обещал же вернуть — и вернёт.

Весь следующий день учёный облучал и изучал новый воздух, подвергал допросу кристалловизорами, внедрял и разные другие средства — всё было тщетно. «Это или не живая материя, или просто не та, и большего пока не достичь», — решил он. Той же ночью Штольм перекачал весь «взятый взаймы» воздух в Сачок и выпустил близ Города Радости в том месте, где и набирал его все последние дни.

Сильно измотанный учёный добрался домой только под утро, и почти сразу же провалился в долгий сон, плывя в объятиях которого, он проводил новый эксперимент. Всё происходящее выглядело очень реальным, только было смещено в прошлое и развивалось по альтернативному сценарию. Ящеру, проникшему под Колпак, удалось убедить не только Кхарну, но и всех без исключения поселенцев, что Эксперимент изжил себя, и икиппсовцы держат их там исключительно из собственного самодурства и упрямого желания не выглядеть проигравшими. Наланда в негодовании нажимает тайную кнопку, и оглушительно и необратимо воет на весь ИКИПСС впивающийся в самый мозг сигнал о том, что поселенцы требуют выпустить их из Закрытого Города. В ужасе носятся по коридору икиппсовцы, натыкаясь на роботов и падая, а роботы спешат в разные стороны, и объезжая лежащих, пытаются сообразить, что делать в нештатной ситуации. Но вот двери шлюзовой камеры в Зале Неймара открываются и оттуда начинают ползти цепочкой поселенцы — бывшие герои-экспериментаторы; лица их размыты, и их гораздо больше, чем было под Колпаком; и все они очень хотят что-то сказать, но сотрудники института не смеют поднять на них глаза, и экс-поселенцы спешат навсегда покинуть стены института, чтобы никогда больше не вспомнить о нём. Ещё несколько минут и Поле Неймара отключат навсегда. Штольм издаёт душераздирающий крик «не-е-е-е-е-е-ет!» и, схватив со стола институтскую машину желаний с расширенным набором функций, бросается в открытую дверь шлюза. Теперь он один знает, что надо делать. Выскочив из туннеля в поле близ опустевшего Города, он быстро создаёт на «машинке» нужную аппаратуру и переключает управление Полем на себя.

— Теперь они так просто его не отключат, о нет! — кричит Штольм.

Создав для Поля Города первичную защиту изнутри, он просит по связи Гелугвия не беспокоить его и не отключать Поле. Не отключать во имя науки, потому что он задумал важный эксперимент. И даже если он потом сам будет просить — всё равно не выпускать его. ИКИППС отвечает молчанием на странную просьбу, и учёный продолжает выполнять задуманное. Быстро выходят из машины готовые автоматические сачки-контейнеры для ловли красного ветра. Штольм уверен, что ни одна молекула «нажитого» тут за 50 лет «вещества кармы» не улетучилось за Колпак, и дело уже за малым. И вот, наконец, зафыркали, застучали гигантские жернова и захлопали воздухозаборники автоматов по ловле ветра, а Штольм стоял рядом и радовался. Но проходил день за днём, а результата всё не было. Молчали кристалловизоры, а облучённый воздух намагничивался, но оставался самым обычным воздухом, никак не тянущим на живую, мыслящую материю. И тогда Штольм прозрел, увидев вдруг всю силу своих заблуждений. Он не раздумывая нажимает кнопку отключения Поля, но ничего не происходит, потому что он сам просил Гелугвия оставить его здесь навечно «ради науки» и не реагировать на его возможные просьбы. Учёный пытается связаться с Институтом по связи, но приборы молчат. В отчаянии Штольм начинает толкать и дёргать ускользающий всё дальше и дальше Рычаг Отключения Всего, но слабые пальцы никак не могут сжать гладкую металлическую ручку и съезжают, а та выскальзывает из ладони и растворяется в тумане…

— Не-е-е-е-е-т, выпустите меня! Гелугви-и-и-и-и-й! Я больше никогда не буду издеваться над тобой! — кричит Штольм в полный голос и просыпается от грохота. Выскользнувшим во сне Рычагом Отключения Всего в реальности оказалось топорище Сачка, за которое Штольм тщетно пытался уцепиться во сне, пока не столкнул Сачок с кровати. Когда последний упал с толстым, тугим звуком и раскрыл свою клыкастую пасть, Штольму на миг показалось, как из неё вылетело и уплыло через окно на улицу несколько еле заметных белесых волосков.

— Нет, ну это уж слишком! — в сердцах сказал Штольм и сел на кровати. Сердце его билось словно после спринтерской пробежки вокруг многочисленных корпусов родного института. — Гелугвий прав. Не время ещё для всего этого. К Неймару все эти идеи, возвращаюсь к нашему проекту!.. если Колпак ещё можно открыть!

В тот же день Штольм появился в ИКИППСе и признался нам, что его разработки, наверно, и впрямь были слишком радикальны для своего времени. Вот в будущем, когда наука перешагнёт в своём бесконечном развитии «этот заклятый Рубикон», можно будет выстроить большие автоматизированные Сачки для ловли и обработки красного ветра — и совсем не обязательно близ Города Радости.

— Но нет-нет, это не сейчас, это когда-то… после, — быстро поправляется учёный.

Что ж, инженер Штольм Штольц вернулся к глобальному проекту ИКИППСа и занимается им с обычными для него прилежанием и педантичностью. Странный, так никем и не понятый эксперимент учёного начали уж забывать, но вот среди поселенцев Города Радости пустила корни весьма живучая и постоянно меняющая очертания легенда: периодически возникает в тёмное время то тут, то там Сумасброд с Сачком. В описаниях очевидцев (готовых голову прозакладывать, что они это собственными глазами видели) он появляется то вблизи окраинных домов на западе, то ближе к полям в противоположном конце города; то он ползком подбирается с юга, то блуждает в высоких травах на севере, и лишь страшный Сачок колышется над ним как коса. Рассказы эти сильно разнятся, но все сходятся на том, что ходит Сумасброд всегда только за околицей и на чай заглянуть не норовит. Иные горячие языки даже утверждали, что сами видели, как он им там непонятными процедурами «воздух портит», а вторили им те, кто уверял, что в том направлении, где стоит ИКИППС, иногда появляется ночью свечение, и в этой голографической картинке метрах в десяти за околицей можно разглядеть мужчину, какой-то аквариум и кучу приборов рядом. Впрочем, где выдумка, а где быль — гадать можно долго, ибо в этих душещипательных историях дело каждый раз происходит в сумерках или глубокой ночью, и были ли там действительно какие-то световые перфомансы, или же только чья-то тень кралась с Сачком в замахе — сказать, по правде говоря, не представляется возможным. А, может, там и вовсе простое сплетение света и тени так причудливо складывалось, что иные не слишком усердно молящиеся на ночь моеверцы могли узреть в этом рогатого или тётку с косой? Да и вообще, кто знает, не виной ли всему чересчур развитая фантазия некоторых обитателей Города Радости, которая, не имея никакого иного приложения, обретает вдруг такие странные, вычурные формы?..