Анастасия Баталова - До встречи в смертинете

Роберт не знал, как возразить Евдокии. И не знал, надо ли ей возражать. Трудно проникнуться ценностью чего бы то ни было, если сам этого никогда не имел.

— Я завидую тебе, — сказала мертвая девушка, — если бы ты только знал, как я хотела бы снова влюбиться… Ждать, ерзая в кресле, телефонного звонка, взволнованно прихорашиваться перед зеркалом, мучаясь мыслью, что всё не так идеально, как хочется, слушать частый гулкий стук сердца перед свиданием… Вот только нет у меня сердца.

— Представь себе, что оно у тебя есть, — сказал Роберт.

— Это не то, — выражение лица Евдокии на голограмме стало грустным, — всё, что я могу себе представить, рождается в моём сознании, является продуктом мышления, я это определяю, я это контролирую, а сердце тем и ценно, что оно живёт само по себе, когда хочет — замирает, когда хочет — колотится сильнее… Любовь необъяснима, а значит — неподвластна разуму. Я помню день, когда я полюбила, это случилось осенью, нежные, как молочная пена, облака проплывали в небе, деревья стояли пышные, жёлтые, оранжевое солнце смотрело на них, и они переливались, как янтарь. Летели листья, точно конфетные обертки. Я остановилась на тропинке, ведущей к школе, и поняла, что счастлива. Что вся моя история долго выстраивалась, как сложная пирамида, как огромная шаткая башня, мои предки встречались, любили друг друга, растили детей, жили, работали и умирали, это всё уплотнялось, наслаивалось, становясь фундаментом здания, которое и есть я, я самый верхний слой, невесомый, как листья и облака… Сейчас я приду в класс, и там будет Святослав. Моё сердце, помню, трепыхнулось в груди, и мне захотелось плакать. Понимаешь? Если разложить это в логическую последовательность, выйдет глупо: осенний день, листопад, солнце светит, я иду по тропинке, мне приходит мысль, что мой дедушка тоже когда-то шёл по тропинке, в школе я встречу Святослава, жёлтый лист падает мне под ноги — я плачу.

Роберт улыбнулся:

— Действительно, звучит забавно. И причина непонятна, почему ты плакала, но я понял.

— Потому что ты можешь чувствовать.

— А что потом было?

— В каком смысле?

— Ну… Что случилось? Со Святославом?

Изображение Евдокии улыбнулось.

— С Святославом — ничего. Насколько я знаю, он жив до сих пор, работает в строительной компании.

— Ваша история продолжилась?

— На самом деле это не имеет значения. Любовь — понятие экзистенциальное, а не бытовое. Любовь происходит с тобой лично, она — маленькая революция в твоём космосе, событие, меняющее цвет неба над головой и вкус яблока, которое ты откусил за секунду до того, как… Любовь случается один раз и навсегда. Она — прозрение. Ты начинаешь видеть мир. Но если тебе интересно, то мы со Святославом после школы часто гуляли на бульваре, ходили в кино, целовались около моего подъезда, когда он провожал меня, ничего особенно, ты понимаешь. Вся эта логическая цепочка отношений двух подростков уже не могла ничего добавить к тому, что сделалось со мной в то утро, когда были листья и облака…

— Что изменилось сейчас? Почему ты не можешь испытать то же самое? — Роберту показалось, что он подошел вплотную к ответу на вопрос, человек Евдокия или всё-таки компьютерная программа.

— Мы все изолированы друг от друга и от мира; пространство, в котором обитает житель смертинета, — это система сигналов. Причём на данном этапе развития технологии все сигналы разделены между собой: я получаю информацию в разных форматах. Для нормального восприятия, как у живого человека, нужен так называемый объемный информационный канал, то есть одновременная обработка большого числа сигналов. У нас есть «робот реальности», один на весь смертинет. Он установлен на крыше здания для того, чтобы сообщать нам уровень освещенности, температуру воздуха, влажность… Он очень точный, он анализирует молекулярный состав атмосферы, но, ты же понимаешь, он не способен ответить на вопрос «чем пахнет осень»? У него просто нет таких датчиков. Он может определять химические вещества, растворенные в воздухе, сообщать нам их формулы, а память выдает соответствие… «Обнаружен сероводород». «Воняет» — понимаем мы. Это точно так же, как если бы вас, живых, загнали в подземный бункер, и обо всем, что делается снаружи, вам сообщали бы приборы. «Пахнет осенью. Как это?» Смертинет не совершенен, он не завершен, и вряд ли когда-нибудь мы сможем полностью скопировать человеческую жизнь и перенести её на цифровые носители… Потому я и прошу тебя, заклинаю: не трать время попусту, ценнее него ничего нет, живи сейчас, люби, будь счастливым… Иначе будет поздно.

— Мне интересно представлять себе, как живешь ты. Некоторые вещи, о которых ты рассказываешь, такие странные, что, пытаясь думать об этом, я сталкиваюсь мыслями с невидимой преградой. Мир как система сигналов… Звучит интригующе.

— Поверь, это тот же мир, что и у тебя, только более ограниченный. Ибо спектр сигналов дискретный, а не непрерывный. Иногда антенна барахлит, или ей не хватает мощности, тогда мы вообще ничего не воспринимаем, махом становимся слепо-глухо-немыми, а когда антенну отключают на профилактику, всё, что нам остается, это смотреть цветные сны о своём прошлом… Проживать заново лучшие моменты. А это почти то же самое, что крутить одну песню на повторе.

— Живые люди тоже в основном этим и занимаются, — заметил Роберт, — как ни странно, большую часть жизни мы проводим в играх воображения; редко встретишь человека, который много времени посвящает тому, чтобы разглядывать узоры на листьях, нюхать траву или наблюдать за ползущей по асфальту букашкой. Всё внимание людей съедают их планы или свершения. Они любуются своими победами и боятся грядущих поражений. Внутренний диалог обычно построен на самомотивациях и самооправданиях.

Евдокия сотворила свою чудесную голографическую улыбку:

— Людей почему-то мало интересует что-то кроме них самих, за редким исключением они любят говорить больше, чем слушать. И если вдуматься, как много они теряют при этом, становится страшно. У нас, в смертинете, любая новая информация — на вес золота, мы заперты в своих воспоминаниях, и потому нам совершенно непонятно, как можно жертвовать бесценной возможностью воспринять реальность, ради сомнительной радости пожевать свою бесконечную мысленную жвачку.

В помещение турфирмы зашел человек. Вид у него был растерянный, точно он долго убегал от погони и выбрал евдокиин маленький закуток в качестве укрытия.

— Добрый вечер, — она тут же овладела его вниманием, включив привычную коммерческую вежливость.

— Я хочу улететь! — сказал человек, — на неделю примерно, как можно скорее, один!

Роберт внимательно разглядывал незнакомца: интересно, кто он? это преступник, который ограбил банк? несчастный кредитор? Человек, крепко насоливший властям? Если так, то турфирма ведь не выход…