Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

Утконос пришлёпал за три минуты, неся аж четыре огромные книжки-меню. Септимий на сей раз решил довериться Бобе и спросил у него, что стоит брать. Сусыч подумал и уверенно порекомендовал морквяной салатик с алоэ, сырную тарелку с тараканьим мёдом и квашеными муравьями, на горячее – дикую щеблядь, фаршированную ромашковой сечкой, а в качестве сопровождения – десятилетний купажный кьянти Viscere di cane: санджовезе, пино нуар и молочко винной тли в весьма гастрономичной плепорции. Козёл поинтересовался, с каких это пор Боба так хорошо разбирается в изысканных яствах. Сусыч оживился и принялся объяснять, что в кулинарных тонкостях как раз ничего особенно сложного нет, так как здесь всё познаётся опытом и пробами, а вот составление меню для «Щщей» от него потребовало в своё время немалых раздумий и усилий – и что работать со сталкерами было в каком-то смысле сложнее, чем с местными гурманами.

Под разговорчик дождались салатика и бутылочки. Выпили за неожиданную встречу. Вино было и в самом деле збс, козёл немного расслабился и всё-таки поведал Бобе печальную историю Рахмата и его выводка. Собеседник покивал головой, поцокал языком и угостил козла байкой про сусанина, покаянца и поняшу-сталкера. С точки зрения правдоподобия она была очень сомнительной, зато смешной.

Принесли горячее. Неторопливая беседа перекинулась на местные реалии. Боба признался, что он вообще-то местный, из Лощины: по его словам, он родился в деревеньке Шайседрек. К сожалению, несмотря на устойчивость к ментальному подавлению – что и делало его полноправным местным гражданином, – у него не было никаких способностей, кроме деловой хватки. Этого, впрочем, оказалось достаточно, чтобы прийти к успеху. Путь, правда, оказался кружным.

– Ну, конечно, какие-то деньги у меня в Директории лежат, – рассуждал он, пронзая двузубой вилочкой тушёную пигалицу. – Но основное, конечно, здесь. Не люблю я банковских вкладов, предпочитаю прямые инвестиции. А для этого надо понимать обстановку и перспективы. Что здесь делается, я понимаю. А что там у них – Дочь его знает… Хотя перепрошиться я всё-таки хочу. Для солидности. Биг босс должен быть биг, а не так се.

Поговорили о перепрошивке. Боба намеревался стать чем-нибудь типа орангутанга или гориллы. Козёл высказал мнение, что горилья основа имеет одиозный имидж, подходящий разве что для тупого охранника-костолома. Боба не согласился, начал спорить, аргументировать. Под это дело как-то сама собой уговорилась вторая бутылочка того же винца.

За окном уже совсем стемнело. Со стороны ратуши поплыл тяжёлый медовый звон: колокола сзывали верных на служение Дочке-Матери. Потом заплакала фисгармония и запела труба – педобирский оркестрион готовился вознести к небесам святое караоке. Прислушавшись, козёл с трудом припомнил, что это что-то из Круга Песнопений Дарьи Сускиной: то ли «Красивый Дорогой Коньяк», то ли даже «Щеночки в Ванили». В любом случае караоке было слишком уж бодрым для такого вечера. Септимий подумал было, что гораздо уместнее было бы что-нибудь задушевное – из Шуфутинского или Кати Огонёк. Потом он увидел, как загораются фонарики на площади, и вспомнил, что местная молодёжь собралась на танцульки – святой верой и понятиями это не возбранялось, нарушением установленного порядка не считалось. Слегка захмелевшему козлу даже пришло на ум, что неплохо бы и ему подразмяться – ну то есть попрыгать, копытами подвигать, тряхнуть стариной. И в который раз вынужден был напомнить себе, что он тут не на вакациях. Время-то шло, гвоздь в голове окислялся, дефолт мозга поджидал как бы уже и не за горами… Мысль была неприятной, и козёл отложил её до лучших времён.

Разговор тем временем как-то сам собой перешёл на дела. Боба увлечённо, крутя в воздухе вилкой, расписывал перспективы развёртывания ресторанной сети. В планах у него была также аптека и магазин поняшьей косметики.

Септимий внезапно осознал, что почти всерьёз обсуждает вложения в Бобины бизнеса́. Мысленно отругав себя за расслабон – мартыхай, может, бурбулисом и не был, но убалтывать и вводить в блудняк умел, – Попандопулос быстро закруглился. Решительно отказался от третьей бутылочки и заторопился, пообещав непременно заглянуть завтра. Боба с готовностью поддакнул. Пообещал вип-кабинет держать свободным. И вообще – продолжить хорошо начавшееся общение в любом формате.

На улице горели фонари. От молитвенного дома неслось залихватское караоке – сотни глоток, пастей, лицевых щелей, жабродыхал и подмудыхальных отверстьиц орали «Волчицу» из Круга Песнопений Дарьи Сускиной. Молодёжь радовалась жизни.

В этот момент у козла в голове зазвенело что-то вроде тревожного звоночка. Что-то было не так. Что-то неправильное было в этом неожиданном свидании и приятных посиделках. Козёл никак не мог понять, что же именно, но звоночек продолжал звенеть.

И только у самого казино до Септимия дошло, что ему не выставили счёт. Это никак не вязалось с тем Бобой, которого он знавал по «Щщам». Впрочем, неожиданное радушие и бесплатное угощение можно было объяснить новообретённым благополучием и радостью от нежданной встречи. Но – припомнил козёл – о бесплатном угощении Боба тоже не говорил. Всё случилось как-то так, само собой. То есть с формальной точки зрения он получил услугу и ушёл, не заплатив.

Конечно, это было не по понятиям. Но на серьёзное правонарушение это не тянуло. В любом месте, кроме Бибердорфа.

Он вспомнил фрау Зухель, терзающую свою грудь, чтобы надоить полную чашку. Вспомнил, с каким тщанием молодая душеедка вычёсывала из его шерсти мусор и репьи. Вспомнил глаза герра Курцшнорхеля, собственными лапами выбрасывающего свежую капусту. Представил себе вежливых и хладнокровных муниципальных упырей – и почувствовал, что у него холодеет спина.

С большим опозданием – козёл был не дурак, но задний ум у него был значительно крепче переднего – Септимий осознал, насколько подозрительно вёл себя мартыхай. Ведь он, Попандопулос, гуляет в Blutwurst не первый день. Странно было бы не поинтересоваться таким клиентом. Боба, однако, ничего не сказал о том, что видел козла или хотя бы слышал о нём до встречи на улице. Почему? Потому что тогда возник бы вопрос, а почему он не вышел к старому знакомцу, не предложил посидеть. Нет, не так: почему такое желание охватило его именно сейчас? А почему любопытный обезьян так легко свернул тему Доктора? Уж не потому ли, что он всё знает и без того? Так, может, и о гвозде он тоже в курсе?

А ведь если он и в самом деле пожалуется муниципалам, они могут его, Септимия, задержать до выяснения обстоятельств. Ну а задержанного можно ведь под разными предлогами задерживать долго. Достаточно долго, чтобы гвоздь в голове перестал наконец защищать от подавляющего воздействия. После чего он станет не «ментальным протектором первой категории», а самым обычным электоратом, которому немедленно промоют, проклюют или проканифолят мозги. Вылизывать косяки от пыли у него получится не хуже, чем у Бананана. Может быть, его-то и поставят ему на смену. Правда, ненадолго – теллуровый костыль продолжит отравлять мозг и в конце концов его убьёт. Но это было очень слабым утешением.