Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

– Мама, я уже взрослая! – вспылила Фру-Фру. – Как-нибудь сама разберусь, что мне брать в рот!

Ева похабно заржала во всю глотку. Мирра непроизвольно дёрнула шеей. Жужел, собравшийся было пробить в подгубнике дырочку для язычка застёжки, уронил инструмент и сердито скрипнул грудным склеритом.

– Мама, – поинтересовалась Альбертина, – а откуда ты знаешь, что этот коктейль такой вредный?

– От лиц, заслуживающих доверия, – не моргнув глазом отбрила Мирра.

– А я знаю этих лиц? – не отставала дочь.

– Ты не знаешь, когда нужно остановиться. Это гораздо хуже… А вообще-то скоро идти. Время на час вперёд перенесли.

– Ой, у меня хвост не готов! – Альбертина заторопилась.

– Только не надевай эту ужасную попонку! – крикнула в спину мать.

– От Жанны Францевны? – удивилась Альбертина, слегка притормаживая. – Ты ж сама говорила – вещь стильная?

– Она тебя старит, – пробурчала мать.

– Ну и хорошо, солидней буду, – легкомысленно ответила дочь, мотнула гривой и исчезла за дверью.

– Я тоже пойду, наверное, – сказала Гермиона. – Ева, ты со мной?

– Я твоя до самой матки, – глупо спошлила рыжуха. Мирра стиснула зубы: дурацкая шуточка её неожиданно сильно покоробила.

– Лариска, скатай чертежи быстро, тубус в углу, – пробормотала Ева. Услужающая крыса спрыгнула вниз и бросилась скатывать толстый ватман. – Слышь, Фру, чё мне одеть?

– Надеть, – машинально поправила Гермиона. – Лучше всё сними, – посоветовала она. – У тебя же фигура.

Ловицкая-старшая метнула в дочь гневный взор. Но та придерживала зубами тубус и на мамины гримасы внимания не обратила.

Через пять минут все разбежались. Последним из комнаты вышел жужел, неся на спине бархатную коробку.

На сборы ушло где-то часа полтора – смешное время, учитывая пафосность предстоящего действа. Чуть ли не дольше всех провозилась Альбертина: боясь сжечь хвост, она сушила его очень осторожно. Фру-Фру, в свою очередь, обернулась довольно быстро. Последней выбежала в холл запыхавшаяся Ева – полностью обнажённая, с крысой на холке и благоухающая пуазоном. Ловицкая-старшая с неудовольствием поймала себя на мысли, что юная нахалка и в самом деле идеально сложена. Если бы не розовая грива и безвкусная крыса, то девочка была бы весьма многообещающей дебютанткой. Потом ей подумалось о Гермионе и её отношениях с юной инженеркой – не перешли ли они известную грань, и как тому воспрепятствовать. К сожалению, признала она про себя, оттащить Фру-Фру от Писториус было совершенно невозможно. Непонятно было, правда, что Гермиону привлекает больше – совместные научные штудии или рыжая попка. Хотя, подумала Ловицкая, одно другому не мешает – и даже наоборот. Если же сюда добавить ещё и сентиментальные чувства к необычной девочке с тяжёлой судьбой… Мирра предпочла не додумывать мысль до конца.

История Евы Писториус в своё время наделала немало шуму.

Она была единственной дочерью Бригиты Писториус, потомственной владелицы двух хлебзаводов и сети мелких пекарен. Незадолго до её рождения Бригита выгодно продала семейный бизнес партнёрам и ушла в частную жизнь. Еву, скорее всего, ждала завидная судьба богатой красивой бездельницы. Увы, заскучавшая Бригита подсела на спорынью и умерла от передоза, когда Еве было шесть лет. Её забрала в опёку дальняя родственница, почтенная пожилая дама с безупречной репутацией.

В каком-то смысле Еве повезло. Полицейской инспекторке, ведшей дело Бригиты, понадобилось уточнить некоторые обстоятельства. Она решила поговорить с девочкой, которая могла что-то помнить. Визит к опекунше успехом не увенчался: та наотрез отказывалась даже показать Еву. Это инспекторку насторожило, и она пришла снова, с вооружёнными педобирами и ордером на обыск. Маленькую Еву нашли в подвале. Первый же осмотр показал, что девочка заняшена почти до состояния туалетной мартышки. А потом эмпаты обнаружили в силосной яме два скелетика с клочками рыжей шерсти. Как выяснилось на следствии, почтенная пожилая дама западала на эту масть.

Скандал вышел серьёзный. Под давлением общественности извращенку приговорили к конфискации имущества и маналуле. Эту процедуру провела лично Мимими Вторая, сначала някнув приговорённую до потери инстинкта самосохранения – а потом приказав ей собственными зубами содрать с себя шкуру. Девочку поместили в Центральный Госпиталь. Надежд на полноценное восстановление было, откровенно говоря, очень мало. Ева вела себя как все заняшенные в отсутствии хозяйки – не хотела ни с кем общаться, а также есть, пить и жить. Так бы она и зачахла, но случилось что-то вроде чуда. Студентка, подрабатывающая медсестрой, дежуря у постели Евы, прослушивала лекции по матлогике, заученные услужающим бэтменом. Как потом объясняли психологи, голос бэтмена напоминал Еве голос её бывшей хозяйки, и она стала прислушиваться. Через некоторое время девочка стала просить воды и сена, а потом и книжки. По прошествии года врачи признали её здоровой, а ещё через год она поступила в Понитех имени Бауманской – экстерном.

За сим последовала стремительная карьера. Сейчас Писториус занимала должность ведущего проектировщика ОКБ «Электроприбор» при НИИПРе, а фактически – тащила на себе целый воз передовых технологических разработок.

Во Дворце её ждала не только весьма серьёзная награда (бархатная Подхвостная Шлея, дарованная за «перенесённые с честью страдания и победу над судьбой»), но и новое назначение. Как успела выяснить Ловицкая, Их Грациозность приняла решение сделать Еву второй зампредседательницей Промышленного Совещания – когда-то перспективной, но не вполне успешной структуры. Мирра сочла назначение девчонки по меньшей мере странным, чтобы не сказать нелепым: должность была не столько научная, сколько политическая. Но мнение своё Ловицкая затаила до времени. Ну то есть до первого же скандала. То, что с Евиными манерами скандал неизбежен, Ловицкая не сомневалась.

Кареты были поданы в срок – официальные, раззолоченные. Дверцы были украшены личными клеймами Верховной: сердце и глаз с лучами, символ всепобеждающей власти обаяния.

Альбертина прыгнула в первую, двухместную карету: её привлёк белый кожаный лежак. К ней тут же подсела Бекки – в простой голубой накидке под цвет шерсти, невесомой шляпке и с накрашенными ресницами, скромно опущенными долу. Всё это Ловицкую не обмануло: Бекки торжествовала.

Ева и Гермиона забрались во вторую карету – длинную, трёхосную. Мирре показалось, что Фру-Фру как-то уж очень бережно подсаживает рыжую. Это вызвало у неё новый приступ подозрительности. Поэтому она сочла нужным лечь сзади, чтобы контролировать ситуацию.

Запряжённые в карету соловые жеребцы-першероны покрутили головами, убедились, что все сели, и тронули с места.