Фёдор Быханов - Пришелец [Сборник повестей и рассказов]

Визирь улыбнулся, заканчивая, как и учили, свое выступление на исключительно положительной ноте:

— Заодно и нас всех станут обихаживать…

Тут бы взреветь благоговейной дробью триумфальным тамтамам. Вполне зщаслужзенно. Но отвлекло внимание музыкантов от текста новой песни «Славься наш славный экспортный молокопровод!» новое обстоятельство.

С небес на землю прозвучала новая интерпретация основной темы этой мелодии.

Ее, как оказалось, подавал своим знакомыми на земле дипзасланец маэстро Бахбординский, выступая с, заходившего на посадку, рейсового ковра-самолёта. Причем деятель культуры и искусства делал так уверенно и профессионально, что перекрыл своим мощным басом, не менее ритуальные вопли других гостей, прибывавших вместе с ним с материка на Богатый Остров.

При этом небесные звуки были не сами по себе традицией прилета пассажирского транспортного средства. А носили и немалую информационную составляющую. Так как, возвысившие свои голоса над Богатым Островом, требовали по достоинству оценить их личные заслуги в доставке с метрополии счастливым аборигена очередной суммы гуманитарных «данайцев»…

Все тут же и поделом забыли о пальцах Переменчивой Зорьки, выбивавших теперь ритм «Встречного марша» на, так и не дочитанном до конца переводе провидческих сновидений Вождя, готового принять на себя еще один титул — «Прорицателя»!

Теперь стало не до такого пустяка. Потому что всем и каждому совершенно бесплатно можно было видеть, слышать и осязать зрелище куда более интересное — доставленные ковром-самолетом мешки с наличностью.

А этот груз сам по себе, без всяких переводчиков и толмачей внушал вполне закономерные чувства — трепет и уважение.

Хотя, как понимали все, мешки были не такими большими, толстыми и тяжелыми, какими их желали получить, а уже изрядно похудевшими после кочевания по заморским циркам и рукам тамошних фокусников иллюзионистов.

И все же, не смотря на изрядную долю разочарования, охватившую грузополучателей, емкости с наличностью все еще представляли собой внушительный дар. И тем самым отбивал всякие другие коммерческие мысли вроде молокопровода для экспортной поставки сырьевого ресурса и рытья норок дикобразов, как самими зверьками, так и руками наёмных работников. Чьи коллеги и земляки только и ждали команду идти на освоение здешних плодородных пляжей.

Вот и получилось, что радость прилета «денежного ковра самолетов» обрела размах поистине всенародный. И при этом с оттенком щемящей грусти. Да и как иначе? Если и другой вопрос оказался в самом центре актуальности:

— Что делать с такой прорвой доставленных на Богатый Остров данайцев?

Никто пока не знал, как можно ими с умом распорядиться до рокового и вполне вскоре ожидаемого, момента полного исчезновения этого примера бескорыстной финансовой помощи?

Все было, как было.

Ничто не менялось никогда. Потому что речь идет о самом вечном и нетленном — высоком искусстве, том самом, которое осеняет собой особая муза, шествующая по миру, в окружении свиты из семи нот и двух скрипичных ключей — скрипичном и басовом. За ее подол держатся порой и временщики, вроде попсы, джаза и прочей легкости извлечения звуков из чего ни попадя. Однако, всегда и повсюду, сторонниками ее и противниками одновременно, основой ублажения подготовленного слуха считается классическая музыка.

Так что совсем не удивительным казался неоспоримый в поколениях факт того, что солнце островной культуры и всходило по утрам, и заходило на вечерней заре с одним славным именем на устах островитян, прославлявших ныне и пристно и вовеки веков местного гения маэстро Бахбородинского.

И все же следует заметить, что обычных музыкальных деятелей, «не гениев» на Богатом Острове просто не было. Так как никто пока еще не поднялся из пыли под ногами выше подметок лакированной концертной пары маститого композитора.

Вот и теперь именно его прекрасная мелодия, одна и та же, ставшая основой для тысяч других властвовала умами и музыкальным слухов всех без исключения. Когда-то давно, сочиненная для тамтамов в редкую тогда еще минуту озарения посещавшего маэстро, она с тех пор стала едва ли не главной шумовой приметой общества.

Зато этот вклад в мировую сокровищницу музыкальной культуры, настоящий перл ритма и тональности, не оставался цельной глыбой, под который не текла вода и на какой не росли мхи. Этот шедевр постоянно был в движении. Видоизменялся от мастерства и подготовки исполнителей. Но чаще всего перемены касались иного. Время от времени сочинения классика тамтама и колотушки наполнялись совсем иным, чем было прежде, смысловым содержанием.

Подверженность конъюнктуре, следование постулатам происходящего факта были тому явными, но далеко не главными причинами. Бывали, разумеется и ностальгические настроения, влиявшие коренным образом на филигранные узоры, выписываемые на сцене дирижерской палочкой. Случались такие изменения, правда, не часто. А лишь тогда, когда, работавший в отдалении от своих основных и очень благодарных слушателей дипзасланец был вынужден откликаться со своего материка на события в жизни Богатого Острова. Тут уже не сиделось на главных лаврах. Следовало сохранять авторитет в основе основ — в народном самосознания.

И маэстро принимал соответствующие меры, полагающиеся его высокому музыкальному рангу. Он посыпал нафталином, чтобы не харчилась моль, свой парадный фрак, нацеплял традиционные листья карандашной пальмы на веревку, повязанную вокруг необъятного живота. А самое главное — обнажал пятки, чтобы никакие подметки и каблуки уже не поднимали его выше зрителей.

После этих непростых приготовлений уже можно было с холодной головой, свободными руками и чистым кошельком мчаться туда, где таилась основа его благоденствия, взрастала и набирала силу, всеми признаваемая и совершенно легитимная и устоявшаяся харизма профессионального композитора, вышедшего из народа и навсегда желавшего оставаться с ним. Особенно при дележе данайцев, без которых и нотный стан на разлинованной бумаге казался излишне бедноватым на фоне диезов, бекаров, вольт и фонарей, без которых не обойтись даже в самой нищей духом партитуре.

И только тогда, во всеоружии, маэстро Бахбородинский отправлялся в долгий, полный опасностей и приключений путь на Родину, преодолевая все препятствия и буквально наступая тогда, традиционной, как у всех островитян, босой ногой на горло собственной песни.

С его появлением Богатый остров, еще больше, чем прежде, повсеместно наполнялся таинствами и откровенной аурой творений маэстро Бахбородинского.