Марина Буторина - Между нами [СИ]

— Рей, — снова услышала она, только это была не мама, это был…

Бен!

Рей сбросила одеяло и без раздумий кинулась к шкафу — только бы он не ушел! — но, распахнув его, остановилась как вкопанная, наткнувшись на высокого мужчину, целиком облаченного в черное: на этот раз только в черное, и никакого серебра. Даже кисти его рук были закрыты перчатками.

Бен смотрел на нее, будто ему под ноги свалилось нечто неожиданное, нечто необъяснимое.

— Ты не ушла, — только и заключил он, и по его тону невозможно было понять, рад он или разочарован.

Рей множество раз представляла себе его возвращение, рисовала в уме, какой теплой будет эта встреча, сколько радости она ей принесет. Лелеяла она и другие мечты, потому что уже томилась не только по братской любви. Но пока она разглядывала бледное, будто осунувшееся, хоть и сделавшееся прекраснее прежнего лицо, ее сердце заныло.

— Ты вернулся, — только и могла сказать она. — Бен…

Он чуть поднял голову, дернув подбородком, словно сказанное ею было ему неприятно.

— Бена больше нет, — произнес он.

Рей смутилась:

— О чем ты?

— Теперь я Кайло Рен.

Его голос был лишь блеклой тенью себя прежнего: он шелестел как сухие листья поздней осенью. Ни одного чувства, даже проблеска их, не вырывалось наружу. И это новое, таинственное имя…

— Что с тобой случилось? — Рей отступила на шаг, а ведь секунду назад была готова кинуться к нему в объятья. — Ты вернулся домой?

— Вернулся, — эхом отозвался он.

Ее взгляд скользил по его одежде. Теперь, уже проснувшись, она видела его ясно: и то, что полы его плаща были в пыли и грязи, и то, что на черном блестели влажные пятна, и то, что грудь его поднималась и тяжело опускалась.

А в воздухе прорезался запах металла.

— Это твоя кровь? — тихо от волнения спросила Рей, не зная, какой ответ прозвучит страшнее.

— Нет, — коротко ответил он. Боль и беспокойство поселились в его взгляде. Рей узнавала страшные признаки, запечатлевшиеся на его лице.

— Где твоя семья, Бен?

— Я Кайло…

— Где они?

Он снова вздернул подбородок.

— Мать собирает силы на юге королевства.

— А отец?

Бен посмотрел ей прямо в глаза, будто припер к стене.

— Я убил его.

Рей ахнула, грудь стала клеткой, в которой билась испуганная птица — ее сердце. Оно боялось его, оно боялось за него.

— Почему?

Бен посмотрел сквозь нее и не ответил. Вместо этого сказал:

— Я хотел узнать, что с тобой. По-прежнему ли ты привязана к этому месту и не желаешь освободиться от прошлого.

— Как освободился ты? — резко ответила она.

— Да, я освободился! — с лихорадочной обреченностью возразил Бен, и от его одежд закурилась легкая как туман тьма.

И тут на первом этаже послышался звон разбивающегося стекла. Рей тут же вскинулась на шум. Бен проследил за ее взглядом до двери.

— Уходи! — в смятении бросила она ему и прежде, чем он успел что-то произнести, с силой захлопнула дверцу и придержала ее, пока по ту сторону вновь не стало тихо, как и должно быть в обычном платяном шкафу.

На ней была лишь ее тонкая ночная рубашка, и Рей поспешила натянуть поверх шерстяное платье. Снизу не доносилось больше ни звука. Она открыла дверь и прислушалась, а потом решила спуститься.

Окно в гостиной было разбито, кто-то бросил внутрь камень. Рей медленно, вдоль стенки прокралась к нему, чтобы посмотреть наружу, но там не было никого. Только опустевшая, грязная ферма на лугу. Кто бы ни проходил мимо, сейчас его не было поблизости.

— Остаться было самым неосмотрительным и безрассудным решением в моей жизни. Когда я думаю об этом сейчас, мне хочется вернуться в прошлое и хорошенько выбить дурь из себя пятнадцатилетней. И я не могу простить своему «опекуну», что он позволил мне остаться. Эта ошибка могла погубить меня…

Когда они вернулись, Рей разгребала бардак в гостиной. Когда руки заняты, голова и не болит обо всем, о чем думать или страшно, или невыносимо. И как раз в то мгновение, когда она выбивала подушки на диване, дверь в передней взломали. Она поняла это по тому, как щелкнул-скрипнул замок, и по тому, что сразу за этим звуком послышались шаги не одной пары ног по деревянному полу прихожей и чей-то негромкий говор.

Рей выпрямилась. Солдаты не причинят ей вреда. Повторив эти слова про себя как молитву, она вышла в переднюю, оказавшись по правую сторону от лестницы на второй этаж.

Это были не солдаты.

Трое мужчин в грязной, прохудившейся уже местами одежде и с заросшими щетиной и бородой лицами тут же уставились на нее. Они казались удивленными не меньше, но их замешательство длилось недолго.

— Привет, — обманчиво ласково произнес один из них. В синем картузе. — Ты ведь здесь одна, да?

— Нет, — храбрясь, ответила Рей. — Отец и мать дома.

— Здесь никого нет, — хохотнул второй, жующий табак. — Я утром разбил окно — так никто и не появился.

— И сколько тебе лет, красавица?

Казалось они не приближались, но, словно по полшага, незаметными движениями становились все ближе.

— Семнадцать, — соврала Рей, нахмурившись. Ей не нравилась его фамильярность, будто они давние знакомые. — И я не красавица.

Ее слова отчего-то вызвали усмешки на их лицах.

— Для нас ты точно красивей всех на свете. На одну ночь-то точно, верно?

Когда он дернулся вперед, чтобы схватить ее, Рей успела сделать только одно — то, что проворачивала уже не раз со своими «братьями»: она с размаху пнула его между ног и тут же взбежала по лестнице, пока вслед ей неслась брань вперемежку с хохотом.

— Ах ты, сучка! — крикнул тот, что в синем картузе, согнувшись пополам, но остальные не торопились ее догонять.

— Спрячься как следует! — крикнул кто-то ей вдогонку. — Тем интереснее будет тебя искать.

Рей вбежала в свою комнату и захлопнула дверь. Та не запиралась изнутри, и поэтому все, что она могла, это неимоверным усилием сдвинуть к ней комод. Но этого было мало. А на лестнице уже раздавались неторопливые, тяжелые шаги, под которыми скрипело старое дерево.

Она подбежала к окну, но разбухшую от февральской влажности раму заклинило, и оно не желало отпираться.

Тогда Рей бросилась к шкафу:

— Бен! — она забила ладонью по дверце. Пускай она умрет в его мире. Лучше так. — Бен, прошу!

Рей наудачу распахнула дверцу, но там были лишь ее вещи. Тогда она снова закрыла шкаф и принялась стучать и звать. Дверь в ее комнате заходила ходуном, ее с силой толкали, и каждый раз она открывалась чуточку шире, двигая собой комод. Им и не нужно было отпирать ее целиком, достаточно просто немного приоткрыть. С той стороны до нее доносились сальные шутки и смех. Они называли ее «малышкой» и «крошкой».

Перестав звать, Рей схватила с тумбочки лампу и, как только в комнате показалась чья-то голова, огрела ее со всей силы, сама порезавшись разбившимся стеклом.