Марина Буторина - Между нами [СИ]

Мужчина вскрикнул и исчез в проеме, но теперь смех прекратился — зазвучали проклятья и угрозы. В ее комнату стал протискиваться другой, закрывая голову рукой.

— Зря ты упрямишься, теперь-то он тебе точно глотку перережет. После, конечно же.

Рей отступила к окну, решив не сдаваться до последнего. Может быть, ее так изобьют, что она умрет еще до того, как все случится.

Первый мужчина пролез внутрь, но не торопился к ней подходить, разглядывая ее масляным взглядом. Он ждал пока протиснется второй. У того, у второго, в руке был зажат складной ножик.

Поняв, что это конец, Рей подобралась, собравшись кусать первого за горло: после такого ее точно сначала прибьют, хоть какое-то утешение. Когда-то она думала, что ее «братья» были к ней жестоки и несправедливы. Но теперь они все казались ей славными парнями. Они ни разу не обидели ее по-настоящему, а младшие даже, случалось, делились угощениями.

Ее нынешние мучители были уже рядом…

И комнату затопила тьма, ворвавшаяся в воздух подобно взрыву. В испуге Рей прижалась к окну спиной.

Слух наполнили крики и топот, шум возни: сначала это были изумленные, рассерженные возгласы, затем они сменились испуганными вскриками, а потом раздавались лишь хрипы и стоны.

Тьма рассеивалась, и сквозь клубящуюся серую дымку первым делом стал виден налившийся красным, словно раскаленный клинок. А за ним проступил и образ хозяина — высокого человека в черном многослойном одеянии, пронзающего с невидимой доселе мощью человеческие тела. Кости рубились, плоть не оказывала сопротивления, из глоток испускался напоследок клокочущий хрип.

Крик ужаса третьего товарища донесся из коридора, и затем стали слышны торопливые убегающие шаги. Но Бен не медлил: одним движением его руки и комод, и дверь были сметены с пути, а он стремительным, широким шагом вышел из комнаты. Его одеяние в пол развевалось при ходьбе, и это завораживающее зрелище приковывало взгляд.

Только тут Рей опомнилась и бросилась за ним. Ведь ему нельзя, нельзя находиться здесь.

— Пускай бежит! — крикнула она, настигнув Бена в коридоре, но он никого и не преследовал.

Он уже держал того человека за горло в смертельной хватке. Хоть Рей и не могла уразуметь, как ему удается это делать, вовсе не касаясь того. Она прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть, когда бездыханное тело с раззявленным ртом и вытаращенными глазами упало к ногам Бена.

— Назад! — она силком попыталась сдвинуть его по направлению к своей комнате, но Бен был недвижим как утес.

Он устремил на нее черный, лихорадочный взгляд — и Рей увидела в его глазах лишь отражение собственного страха, — а потом притянул к себе свободной левой рукой и обнял.

На миг отринув тревоги, Рей почувствовала тепло и покой его объятий. Это было так, как если бы она наконец вернулась домой.

Но это было лишь мгновение.

Бен захрипел и навалился на нее. Он был тяжел и едва не заставил ее ноги подкоситься.

— Скорее, скорее, — Рей подперла его плечом и повела обратно, пока он еще стоял на ногах. Если он рухнет, ей ни за что не дотащить его.

Но Бен рухнул на пороге ее комнаты; она едва успела выскочить из-под него, избежав участи быть придавленной.

Перевернув его на спину, Рей заглянула ему в лицо. Он был без сознания, дыхание не улавливалось. Но и не только это заставило ее дрожать: из правого бока, чуть ниже ребер, у него торчал тот самый складной ножик.

— Бен, поднимайся! — взмолилась она, но, конечно, он и не подумал внять ее слезной просьбе.

Тогда Рей поднялась, смахнув навернувшиеся было слезы, ухватила его за плащ и, уперевшись изо всех сил, принялась тащить его. Она была сильна и упорна в своем страхе, и ей удалось дотянуть его до шкафа и даже неимоверным усилием втолкнуть внутрь.

Склонившись над ним напоследок, Рей дотронулась до пряди черных волос, налипшей на скулу, и оставила поцелуй на блестящем от испарины лбу. А затем поднялась. Ей нужно было торопиться.

Вынесенная им дверца болталась на одной петле, но Рей все равно вставила ее в проем, плотно закрыв шкаф, и прижалась к ней всем телом.

— Пожалуйста, помогите ему, — сдавленным от кома в горле шепотом обратилась она к резному дереву, а когда, отсчитав не больше десяти ударов сердца, открыла дверцу, Бена уже не было.

— Солдаты не причинили мне вреда, хоть я и боялась их поначалу до смерти. Правда, это были наши солдаты. Они-то и забрали меня, несмотря на то, что я до последнего сопротивлялась. Не хотела расставаться с родительским домом. А они были ко мне добры, угощали пайками, мы с ними песни пели. Потому я и выучилась на сестру милосердия… Отправляйся спать, — велела бабушка строго, но вовсе не сурово.

— Еще чуть-чуть, — девочка уже натянула край ее одеяла на себя. — Так ты больше не бывала в том доме?

Ее муж был похож на Бена. Наверное, потому она за него и вышла. Но так казалось только поначалу. Чем старше он становился, тем больше бросалась в глаза разница между простым сыном фермеров и заколдованным принцем.

Он был ее ровесником, самым обычным парнем, в меру хозяйственным, не сентиментальным, но по-своему заботливым. Красиво говорить не умел, но зато сдерживал обещания и был верен своему слову, и Рей это ценила. Когда они только познакомились и она обманулась его внешностью, до сердечной боли напомнившей Бена, ей даже казалось, что она его любит.

Хотя их общего ребенка она любила по-настоящему.

Вторая война была к ней по-своему милостива: она забрала ее мужа, но вернула целым и невредимым сына.

— Бывала лишь однажды. И в дом-то я как раз и не попала. Его уже не было к тому времени. Город разросся, заброшенное жилье посносили. На том месте построили городскую больницу. Хорошее дело для города.

Рей посмотрела на спящую внучку и не смогла сдержать улыбки. Может и зря она, вопреки настояниям ее родителей, оставила на елке шоколад для нее. Но перед праздником как же было обойтись без шоколада?

В груди нарастало чувство тяжести. Вот уже который день. Но этой ночью сделалось хуже. Поэтому она и не ложилась спать, все читала, читала. Боялась закрыть глаза и уже не проснуться.

Старость утомляла. Тяжело быть запертой в темнице собственного тела, когда душа стареть не желает.

Рей осторожно села в постели, потом спустила ноги на пол и встала, придерживаясь за кровать. Уложила внучку поудобнее, а сама, накинув домашний халат, вышла из комнаты. Неплохо бы увидеть волшебное дерево и снежную сказку напоследок.

Она любила жить, и, несмотря на все потери, не жалела о своей жизни, но немощность любого могла припереть к стенке, как делала теперь и с ней.

На первом этаже было тихо, как и должно быть накануне Рождества. Елка сияла огнями, и ее благостный свет принес немного покоя и Рей. Все же воспоминания всколыхнули бурю в ее душе.