Сергей Чекмаев - Носители Совести

«Действительно далековато, – подумал Арсений, разглядывая на экране монитора карту города. – До сто семьдесят третьего дома часа три ехать, не меньше. Это если на автобусе. Хорошо бы, конечно, на машине…»

Он позвонил в гараж, но там его огорчили – почти все служебные автомобили Центральной прокуратуры оказались в разъезде.

Понятно. Горючее за июль от ХОЗУ Минбеза еще не поступило, а резерв, по логике ситуации – неприкосновенный, давным-давно разобрали личные водители высоких чинов. Для собственных нужд. Надо же хозяина на работу возить, жену его по бутикам покатать, да еще детей из школы забрать. Какой уж тут резерв!

Тащиться на автобусе через весь город не хотелось абсолютно – в памяти еще свежи были подробности поездки к Сивуру, в Хольмград. Жара, духота, переполненный салон, два часа бесконечной тряски по забитым магистралям. Ужас, в общем. Придется такси вызывать.

Еще и Глеб со своими расспросами. Узнав, что Редизар жив, напарник чрезвычайно удивился.

– Да ну! Хочешь сказать, что у тебя есть шанс до живого свидетеля добраться?

– Он не свидетель. Так, побочная ветвь расследования. Хочу чужие показания проверить.

Понятное дело, во все тонкости истории с Носителями Арсений Глеба не посвящал. Да и чего тут рассказывать, если он сам еще ни в чем не уверен. А со стороны смотрится, как горячечный бред полоумного.

В итоге, напарник строил разнообразные теории, одна фантастичнее другой. То у него Круковский, Шаллек и Редеко становились свидетелями какого-то давнего преступления, которых решили на всякий случай убрать, то вообще вся четверка Носителей казалось ему организованной преступной группировкой.

«Чему его только в академии учили?» – подумал Арсений и покачал головой. Правда, тут же вспомнил, какие зловещие преступления он сам приписывал Лину, Богдану и Алине – и устыдился.

– Ему сейчас только шестьдесят девять, если судить по выписке. Рановато для дома престарелых, ты не находишь? – не унимался Глеб.

– Это не дом престарелых.

– А что? Может, бывшая ведомственная больница? Ну знаешь, при Империи их много было, а теперь отдали какому-нибудь центру иммунологии, где модные профессора из Ойкумены учат североморцев правильно пробирки держать. А Редизара нашего положил знакомый врач по старой памяти, вроде как на обследование.

– А ты не в курсе, чем в этих самых центрах занимаются? Новые ойкуменские лекарства испытывают, которые еще не сертифицированы. Пичкают пациентов, а потом смотрят, что получится. Учет ведут. Если нужное вылечили, а нога, скажем, заодно не отвалилась – плюсик, если все же отвалилась – галочка. Не помнишь, как года два назад дело по клинике «Новая фармакология» прикрыли? Развалили прямо в суде.

– Ужас, что было. И ты думаешь, твой Редизар в такую же бодягу вляпался? О! Я знаю. А все остальные – члены международного преступного синдиката по изготовлению фальшивых лекарств? Да?

– Глеб, любимую свою логику включай хотя бы иногда. Круковский в эту версию еще хоть как-то вписывается, но что в ней делают воспитательница детского сада и архивный работник КИНа – ума не приложу.

– Ладно тебе смеяться. Может, ты только что растоптал грязными коваными сапогами стройную теорию, над которой я неделю работал…

Внутренний телефон разразился длинной трелью, оборвал Глеба на полуслове. Дежурный снизу сообщил, что приехало вызванное такси.

– Ты над ней и трех минут не работал, – сказал Арсений, собираясь. – Придумал экспромтом. Я, честно говоря, вообще не знаю, если в этом мире хоть что-то, над чем ты способен трудиться больше часа.

– Есть! Крест на пузе – есть! Вот, например…

– Потом расскажешь. Я пошел. Если кто будет звонить – раньше пяти не вернусь.

– А вдруг опять с телевизора явятся?

– Шли их подальше. Все, пока. Держи оборону и не поддавайся на провокации.

Точно напротив входа его поджидал ухоженный «ларри» восемьдесят третьего года с шашечками. На капоте и крыльях красовалась летящая надпись: «Taxoservice. Заказ такси круглосуточно».

Немолодой водитель оказался, как и большинство таксистов, весьма разговорчивым. Но в отличие от многих он практически не нуждался в собеседнике. Достаточно было изредка демонстрировать свое участие в беседе короткими «да?», «вот как!», «не может быть», чтобы он не умолкал всю дорогу.

Обсудив сам с собой погоду, дорожную полицию, поднадоевшие пробки, наглых ойкуменских туристов, которые норовят заплатить поменьше, а под конец – правительство, таксист все же решил вовлечь пассажира в разговор:

– …кого не вожу, все говорят одно и тоже. Вот ты, например, в прокуратуре работаешь – скажи, тебе на жизнь хватает?

– Почти, – кратко отозвался Арсений.

Водителю только того и надо было:

– А! Вот видишь, даже тебе мало, а представь каково простым людям? Не, пока в парламенте и правительстве так мало наших, североморцы развалят все, что есть, к чертовой матери!

«Господи! – подумал следователь. – Еще один националист на мою голову. Ему бы с Глебом пообщаться, разом нашли бы общий язык».

– Сидят, понимаешь, все эти Витусы, Марки и Генрихи на самом верху, гребут под себя, трясутся прямо, чтоб ни один кредит от них не уплыл!

Тут Арсений не выдержал:

– Вы думаете, чиновники из имперцев совсем не берут взяток? И все, как один, кристально честные? Боюсь, что нет. И, окажись в президентском кресле и парламенте Клименты, Савелии, Игнаты и Яковы – ничего бы не изменилось. Дело, к сожалению, не в национальности.

Таксист насупился, смерил пассажира уничижительным взглядом:

– А-а! Ты тоже из этих!…

И замолчал. Так больше и не сказал ни слова. Лишь когда машина тормознула у высоченного бетонного забора с затейливым навершьем из проржавевшей колючей проволоки, водитель процедил сквозь зубы:

– Двадцать пять сорок.

Арсений сунул ему три десятки. После недолгой внутренней борьбы таксист вытащил из кармана пачку смятых купюр и целую гору мелочи, скрупулезно отсчитал сдачу.

На пожелание «удачи» – поморщился и ничего не ответил. Стоило Арсению вылезти из машины, как она тут же рванула прочь, обдав его на прощанье сизым облачком выхлопа.

Следователь пожал плечами. Странно все-таки устроен человеческий фанатизм. В продолжающемся уже не первое десятилетие противостоянии между коренными североморцами и имперской становой нацией – первые ростки конфликта появились еще задолго до распада, – казалось бы, таким как он, полукровкам, досталась примиряющая роль. Обе стороны, по логике, должны считать Арсения за своего. На практике получается в точности наоборот – стоит сказать хотя бы полслова против их обвинительных излияний, как и те и другие моментально записывают его в противоположный лагерь.