Вадим Волобуев - Боги грядущего

Жившие раньше научили лесовиков, как это сделать.

Можно гнать зверя к обрыву или яме, и там земля разлучит искалеченное тело с душой.

Можно оставить зверя без пищи, чтобы душа сама нашла выход из плоти.

Можно столкнуть зверя в омут: вода — хороший помощник, в миг вынесет душу наружу.

Все это — хорошие, добрые приемы. Но родичи Головни поступали иначе. Они кормили зверя до отвала, пока жир не начинал плескаться у него в глазах, а потом, выдержав два дня без еды, выпускали на волю. Большой-И-Старый бросался наутек, и тогда загонщики верхом на лошадях провожали его, не давая роздыху, пока он не падал бездыханный. Толстый олень далеко не убежит. Жир рвет ему вены. Иные удальцы преследуют его на своих двоих.

Сегодня им всем предстояло стать такими удальцами. Истощенные голодовкой лошади дремали в стойбище. А загонщики, взяв по факелу, пошли освещать путь блудной душе Большого-И-Старого.

Вождь расставил людей. Черные демоны, заполонившие небо, следили за ним, недовольные тем, что чада Огня хотят вырваться из лап Повелителя мрака. Тщась лишить людей помощи Создателя, они навели сумрак на тундру.

Загонщики выстроились в широкое кольцо.

Светозар поднял цепь, которой был прикован Большой-И-Старый, потянул на себя. Зверь упирался, мотал головой, фыркал. Светозар ухватил его за рога и пригнул к земле. Вождь снял со зверя кожаный ошейник.

— Благодарим тебя за то, что ты проведал нас, — сказал он. — Мы сытно тебя кормили и вкусно поили. Расскажи об этом Огню — пусть осыплет нас милостями. А теперь ступай!

Он отпустил его, и олень пошел. Неуверенно сделал несколько шагов, будто удивляясь внезапной свободе, потом встрепенулся и как ошпаренный кинулся вперед, а вождь и Светозар схватили воткнутые в снег факелы и устремились за ним.

Вскоре дымом от факелов затянуло полнеба. Вождь махал руками, раздавая приказы. Загонщики орали, перекрикивая друг друга. Визжали дети, ахали бабы. Рев Большого-И-Старого тонул в общем шуме.

Оленя гоняли полдня.

— Держи! Не упускай!

— Землю мне в уши!

— Сторонись! Не мешай!

— Во имя Огня и присных Его…

— Сюда, сюда, ближе…

Душа Большого-И-Старого долго маялась, не желая покидать тело. Злые духи сбивали ее с толку, тянули назад — Лед не уставал в своих кознях! Подбиваемый темными силами, зверь впал в неистовство, норовил поддеть людей рогами, пер напролом. Загонщики отмахивались от него факелами, прижигали оленю бока и грудь, орали, пугая его, но несносные духи вновь и вновь заставляли зверя кидаться на людей.

Зло бушевало вовсю.

А в стороне, заволакиваемый дымом, голосил Отец Огневик, и необычайной силой наливались руки и ноги загонщиков при слове его.

Узри тех, кто вседневно взывает к Тебе!

Пригрей тех, кто всенощно стенает по Тебе!

Помоги тем, кто неустанно печется о Тебе!

Простри к ним длань Свою, порадей о заботах их!

Прими к сердцу печали их, раздели с ними радости их!

Изгони черных духов из плоти!

Очисть тело от скверны!

Демоны, сидевшие в звере, огрызались: они не хотели выходить, им нравилось его тело, оно было молодым и сильным.

Головня отупел от бесконечной погони. Он так устал, что пропустил мгновение, когда Большой-И-Старый выскочил на него из клубов дыма, весь в пене и искрах — божественный олень с копытами из камня, с железными рогами и ледовой шкурой, с глазами, подобными углям.

Головня увидел зверя, и мир словно замер перед ним: унесло ветром крики, застыли как истуканы родичи, окаменел Большой-И-Старый. Головня смотрел на его тлеющую шкуру и изъязвленные бока, и думал: «Вот пришла моя смерть. Недолго я пожил, верно? Странно: другие грешат и живут, а я не успел нагрешить, но должен уйти. Тухлый жребий. Обидно. Каждый хочет предстать перед Огнем беспорочным и чистым, но все мы замараны по самую макушку. Безгрешны лишь младенцы. Им — прямая дорога к Огню. Потому, наверное, и мрет их так много. Огонь питается святостью детей».

Жестокость благого Бога.

Головня окинул мысленным взором свою жизнь, пронесся памятью от рождения до последнего дня, вновь увидел пьяного отца и кричащую мать, первую петлю и первого оленя, праздник Нисхождения и лошадиные бега, объяснение с Искрой и мертвое место, а потом возвратился в настоящее, и Огонь вновь толкнул вперед события.

Колени Большого-И-Старого вдруг подогнулись, и он зарылся мордой в снег, пуская кровавые пузыри. По телу, покрытому свалявшейся грязно-белой шерстью, пробежала судорога, оно набухло и сразу сдулось, как дырявый мешок с молоком. Сбитые копыта с дробным цоканьем ударились о щебень.

— Слава Тебе, Огонь! — воззвал Отец Огневик, и все, тяжело дыша, повторили вразнобой: «Слава!».

Таинство свершилось. Люди проводили душу Большого-И-Старого на небо и тут же, не откладывая, бросились к его плоти. Головня услышал их ликующие вопли и смех. Он знал — сейчас начнут раздавать куски: каждому по заслугам его. Отцу — мозг из голеней; родным его — жир из брюха; вождю — спину; загонщикам — ребра; остальным — заднюю часть, требуху и голову. Так заведено, и так будет сегодня.

Но прежде вождь, как всегда, поднимет факел и объявит: «Конец голоду», и загонщики грянут в едином порыве: «Слава Огню!». Это будет сейчас и здесь. Не завтра, не через пяток дней, а сейчас и здесь.

Конец голоду.

Даже не верилось.

Над тяжело дышащим Головней проплывали зыбкие тени, духи холода вонзали в щеки студеные зубы, черные демоны расползались по небу.

И тут откуда-то издали, пронзительно и грозно, прозвучало вдруг роковое слово.

— Нельзя!

Нельзя! Это — не просто слово. Это — Божий вердикт, за которым — погибель. Никто не покусится на «нельзя». Лишь отчаявшийся замахнется на волю Творца. Сила «нельзя» крушит горы и поворачивает реки, возвышает одних и повергает оземь других.

Изумленный, Головня посмотрел на Отца Огневика, — может, ослышался? Не померещилось ли ему?

Но старик поднял растопыренную пятерню и повторил: «Нельзя».

Изумленный ропот прокатился по опешившей общине. Все уставились на Отца, не зная, что и думать, а вождь спросил, насупившись:

— Уж не рехнулся ли ты, Отче?

Припадая на левую ногу, старик подступил к телу зверя, обернулся, сверкая гагачьим глазом. Промолвил тихо и решительно:

— Этот зверь принадлежит Огню. Его судьба — быть отданным Подателю благ, а не нам, людям. Ты, вождь, и ты, Светозар, нынче же разрежете его на части — пусть Огонь насладится запахом мяса и крови. Так будет хорошо для всех.

Удивительны и странны были эти слова. Разве не для того загонщики ходили за Большим-И-Старым, чтобы накормить своих родичей?

Мир потемнел от печали: небо затянули клочковатые тени, лик Огня пропал, а невесомые снежинки перестали порошить ресницы, будто испугались повисшей тишины.