Вадим Волобуев - Боги грядущего

— Жидко едут, с оттягом…

— Лошади не наши, не косматые…

— Должно, за Рычаговых просить едут. Те им в ножки кланялись…

— Сейчас Головня с ними потолкует…

Все взоры, все надежды обратились на Головню. Только он мог оборонить от страшных созданий, защитить перед бесами.

Вождь стоял насупленный, слабо подрагивал левым веком. Сам не верил, что через мгновение будет говорить с жуткими созданиями полуденного края, о которых столько слышал, но никогда не видел. Еще вчера они казались чем-то потусторонним, неосязаемым, а сегодня прибыли в общину, чтобы потолковать с ним, вождем общины Артамоновых. Как тут не оробеть? И Головня, злясь на себя, в самом деле чувствовал робость. Предательская слабость подкашивала ноги, заставляла часто биться сердце. «О великая Наука, не дай опростоволоситься! Наполни мощью руки мои и ноги мои, вложи верные слова в уста мои, пошли удачные мысли голове моей». Он поднял лицо, точно хотел высмотреть где-то в небесах лик великой богини, прикрыл веки, постоял так некоторое время, а когда снова открыл глаза, случайно уперся взглядом в три черепа на шестах, воткнутых посреди площадки для собраний. Водрузили их сюда относительно недавно — высохшие волосы еще не успели выпасть, и по этим волосам очень легко было догадаться, что левый череп принадлежал Светозару, правый — Ярке, а средний — Отцу Огневику. Головня смотрел на них и вспоминал день своего торжества, когда он расквитался с семьей Отца за все обиды. Сила Науки направляла его карающую длань. Поможет ли она ему сегодня?

Три упряжки медленно поднимались по склону, подъезжая со стороны мужского жилища. Люди уже могли разглядеть лица возниц. Тонконогие лошади, разведя морды в разные стороны, бойко взбивали снег.

Сполох прошептал на ухо Головне:

— Может, лучников выставить? На всякий случай.

Головня кивнул.

— Да, размести их за срубами. Пусть держат на прицеле. Без моего приказа не стрелять.

Сани приближались. Они надвигались на общинников словно неведомые чудовища: с растопыренными лапами полозьев, с мохнатыми горбами жилищ, с безголовыми шеями закопченных труб. Казалось, не лошади тащили эти передвижные дома, а они сами мчались по снегу, преследуя лошадей.

— Н-не наше д-дерево, — заикаясь от страха, промолвил стоявший рядом Жар-Косторез. — Темное… обмазанное…

Сани-жилища поднялись на холм и заскользили по опушке леса. Краем глаза Головня наблюдал за лучниками, которые быстро окружали площадку для собраний, хоронясь за оградами загонов, за стенами изб и хлевов. Головня обернулся к сгрудившимся за его спиной бабами, крикнул он:

— Живо все по домам. И ребятню заберите.

Бабы кинулись кто куда, потащили за собой упирающихся детей. Скоро подле шестов с черепами остались только Головня, Лучина и Жар-Косторез.

Сани уже миновали мужское жилище и, обогнув прежний дом Отца Огневика, по цепочке въезжали на опустевшую площадку для собраний.

— Лошадей-то ихних будем кормить? — буркнул вдруг Лучина.

— Послушаем, что скажут.

Обычай велел иное, но Головня не собирался стелиться перед какими-то бесами.

Сани остановились, возницы (белолицые, длинноволосые) подскочили к лошадям, взяли их под уздцы, принялись стирать рукавицами наледь с шей.

— П-помочь бы надо, — робко произнес Жар, дернувшись вперед.

— Стоять, — тихо приказал Головня.

Из жилищ высунулись ноги в камусовых ходунах и мохнатые колпаки, затем появились тела, закутанные в вывернутые наружу меховики. Один за другим пришельцы поворачивали темные лики к Головне, ощупывали его надменными взглядами. Вождь громко засопел — он уже начал забывать, когда на него в последний раз так смотрели. Жар-Косторез тихонько ойкнул.

Пришельцев сопровождал переводчик — кряжистый, горбоносый, с обмотанным шерстяной тканью ртом. Он держался позади, настороженно озираясь и придерживая одной рукой край колпака. Таежный холод был ему явно не по вкусу.

Самый старший гость — морщинистый, гололицый, с густыми бровями — выступил вперед, двинулся прямо на Головню, широко отмеряя шаг. Он шел, сверля вождя тяжелым взглядом, пер как медведь на охотника — несокрушимо и мощно, а Головня, глядя на него, твердо решил — не станет он приглашать гостей к себе в жилище. Не люди это, а демоны, посланцы темных сил, отрыжка ненавистного Льда. С такими разговор короткий.

Старший остановился в двух шагах от Головни, произнес несколько слов, прищелкивая языком. Толмач перевел:

— Ты — Головня, вождь этого рода?

«Акающий» говор выдавал в нем уроженца Сизых гор. Головня тоже смотрел на пришельца в упор.

— Я — Головня, волею Науки ведущий свою общину к свету истины.

— Я — Вилакази, предводитель тех, кто прибыл сюда с берегов Голубой реки. У меня к тебе дело.

Четверо его людей топтались за спиной, придерживая за ремни перекинутые через спину тонкие металлические трубки с деревянными подножиями в форме рыбьих хвостов. Головня ощутил острый запах, исходивший от гостей — неприятный, режущий нос. В жилище их точно заводить не следует…

Вилакази ожидал ответа, плотно сомкнув жирные губы. Густые черные брови его опушились инеем. Головня спросил:

— Что же это за дело, ради которого житель прокаленных огнем земель покинул свое обиталище и пришел к нам, детям благой Науки?

Гость потер кончиком рукавицы нос.

— Твои люди разорили общину Рычаговых, которая платила нам дань шкурами песцов, соболей и лисиц. Рычаговы были нашими друзьями. Я весьма опечален тем, что их больше нет. Но ты можешь развеять мою грусть, если согласишься отдавать то, что ранее давали Рычаговы. Взамен я буду защищать твою общину от посигновений других уроженцев Голубой реки — там много злых людей, мечтающих прибрать к рукам ваши земли. Я встану неодолимой стеной у них на пути и буду отгонять всякого, кто осмелится поднять руку на твоих людей и твои угодья. Наша дружба станет залогом процветания северного края.

Головня, недоумевая, выслушал эту речь. Защищать общину? От кого? От других пришельцев? Что за нелепость! Отдавать пушнину? С какой стати? Он готов меняться шкурками или дарить их хорошим друзьям, но отдавать каким-то демонам — вот уж глупость. Община — не корова, чтобы ее доить. А пришельцы — не хозяева в тайге. Откуда у них столько наглости? Ледовая харкотина.

Все это он, не моргнув глазом, выложил позеленевшему от ярости гостю, присовокупив, что чародейство пришельцев ему не страшно — великая Наука отразит любую ворожбу. Пусть знают они, родившиеся в жарких странах: отныне полуночный край охраняется могучей богиней, которая не даст спуску порождениями тьмы.

Пришелец, едва не лопаясь от гнева, спросил, ведома ли Головне сила жителей Голубой реки? Понимает ли он, вождь ничтожной горстки людей на краю земли, к чему приведут его дерзкие слова? «Мы, — продолжил гость, — никому не прощаем оскорбления нашей родины и нашей веры. Если ты, вождь, не одумаешься и не возьмешь обратно свои слова, от твоей общины не останется даже воспоминания. Мы сметем ее с лица земли».