Вадим Волобуев - Боги грядущего

Беглянка выпустила мешок, всплеснула руками, чуть не упав на холодную землю.

— Ты что ль, Рдяница?

— А сама-то не видишь?

— Ты чего здесь?

— Помочь тебе пришла. Сама, чаю, не управишься.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Бежишь?

Искра опустила голову.

— И правильно, — сказала Рдяница. — У меня тут уж все приготовлено.

Она помотала уздечкой, висевшей на поясе. Первые сонные комары-поранки садились ей на лицо, лениво гудели над ухом. Рдяница не обращала на них внимания: она лихорадочно озиралась и вжимала голову в плечи.

— Пойдем.

Раскорячив босые ноги, Рдяница взвалила себе мешок на плечи, покачнулась, чуть не упав набок. Кудлатые черные волосы свесились с правого плеча, качнулись спутанным мочалом.

— Давай подмогну, — предложила Искра.

— Пошли уж.

В сумеречной недвижимости островерхо чернели колпаки шкурниц, хрустел под ногами олений мох, горбами вздымались свежие отвалы, а вокруг, по краям косогора, безголовыми скособоченными великанами тут и там торчали полуосыпавшиеся древние стены, меж которых проглядывало огромное черное безвидье. И гундели голоса полуночников, что-то бубнившие за земляными да мохнатыми стенками.

Ах, что пережила Искра, пока шла за Косторезовой женой! И страх, и боль, и сомнения. А больше всего пугали ее эти голоса. Взбреди кому-нибудь в голову выйти наружу, все рухнет. И поднималось в груди раскаяние, все сильнее подмывало остановиться и бросить Рдянице в спину: «Не могу. Ну его к Огню». Но не остановилась, не бросила. Неловко ей было перед бабой: ведь на ночь глядя вылезла Рдяница из жилища, чтобы помочь ей, а она вдруг — вернусь? Нет, надо идти. Вот и перлась, поддерживая брюхо, сама уже не веря в удачу.

Как дошли до тальникового плетня, окружавшего загон, Искра опустилась на хрусткий мох да расплакалась. Рдяница произнесла непреклонно:

— Тяжко, знаю. Сама отчее стойбище покинула. Знали бы мать с отцом, каково мне здесь придется, может, и не отпустили бы. Эх…

Искра подняла к ней лицо, убрала со лба налипшую прядь.

— Не пойду я никуда. Не могу…

— Пойдешь. Не я, так судьба тебя заставит.

Искра бессильно замотала головой.

— Не пойду.

И залепетала что-то о предках, о зове крови, о родной общине — Рдяница слушала ее с презрением, потом вдруг зашипела, наклонившись:

— Ты что же, хочешь радость этому ублюдку доставить? Наследника ему принести? Надежды нас хочешь лишить?

Искра отшатнулась, раскрыв рот — не ожидала такого от Рдяницы. Ярая баба взирала на нее с тупой ненавистью, готовая скорее силой повести за собой беглянку, чем отступить.

За спиной у Рдяницы вдруг воздвиглась черная фигура, и чей-то голос угрюмо произнес:

— Это кто тут бродит среди ночи? Свистун, ты что ль? Все-то тебе неймется…

Рдяница обернулась, выпрямившись, и фигура заколыхалась, чуть отступив, и подтаяла в сумраке как распадающийся призрак.

— Баба… — донесся потрясенный голос. — От ведь принесло. Вы-то чего тут шляетесь? От мужей что ль хоронитесь, негодницы? Хе-хе…

Рдяница шагнула вперед, подступила вплотную к мужику, завела правую руку назад, а потом резко ударила ею в бок вопрошавшего. Тот коротко охнул, будто подавился, процедил изумленно:

— Ты что же это, лярва… — и грузно, мешком хряпнулся к ногам Рдяницы.

Искра зажала себе рот ладонями, чтобы не завизжать. Рдяница быстро вытерла окровавленный нож о кожух убитого и хищно проговорила:

— Теперь-то уж все, голубушка. — Старческое лицо ее с пухлыми, будто вывернутыми, губами озарилось плотоядной радостью. — Теперь только вперед.

Искру мутило. Она прижалась спиной к лозняковой ограде, задышала глубоко, унимая рвотный позыв.

— Как же все… неправильно… неправильно… Все наперекосяк.

— С волками жить — по волчьи выть, — ухмыльнулась Рдяница.

Она тоже опустилась на землю, поводя вокруг сумасшедшим взглядом. Волосы ее вздыбились, словно в лицо дул сильный ветер.

— Думаешь, мне легко это было, да? Думаешь, я хотела этого? — Она тяжело дышала, то и дело облизывая губы, правое веко ее дергалось, будто там ползал маленький червячок. — Грех на мне, ладно. Видишь, на что иду ради тебя? Душу свою гублю. Пойдем уж, нечего рассиживаться.

И, не дожидаясь ответа, поднялась и зашагала куда-то вдоль загона, понемногу удаляясь от вереницы жилищ. Искра тяжело встала, возя ладонью по скользкой глине стены, обошла труп, стараясь не глядеть на него, и потащилась вслед за безумной бабой.

— Кто ж это был? — рыдающе выдохнула она в спину Рдянице. — Наш, Артамоновский, или…?

— Чужак, — отмахнулась та, не оборачиваясь.

Возле входа в загон, перекрытого двумя легкими бревнами, Рдяница обернулась.

— Рыбку бери. Лучше ее не сыскать.

— На ней только Головня ездит, — ужаснулась Искра.

— Общая она, — возразила Рдяница. — Он ее сам себе присвоил, скотина такая. Поделом ему будет. — Потом тряхнула космами и оскалилась. — А хотя бы — и Головни. Ты разве — не жена его?

Она осторожно вытащила бревнышки из пазов, положила и на землю.

— Зови Рыбку.

Искра тихонько ступила в загон, дрожа всем телом. Спины лошадей тянулись застывшими черными бурунами, истоптанная унавоженная земля мягко разъезжалась под ногами. «А если собаки всполошатся?» — запоздало ужаснулась Искра. И тут же вспомнила: все собаки сгибли на переходе. Сразу отлегло от сердца.

— Рыбка, Рыбка, — тихонько позвала она. — Где ты, моя радость?

Она двинулась меж кобылиц, сокрушаясь, что Головня так и не успел построить отдельный загон, как собирался. Дела отвлекли. А может, забыл. Теперь вот ищи ее здесь. Хорошо хоть, не весь табун сюда загнали, а только жеребых кобыл, убойных да сосунков. Но и так — испугайся сейчас лошади, замечутся и втопчут в землю, как пить дать.

Умная кобыла услышала свое имя, встрепенулась, заморгала бельмасто, тараща белые карасьи глаза. Вскочила на ноги, озираясь и фыркая.

Рдяница уже была тут как тут — волокла уздечку без удил, с кожаным переносьем.

— Знаешь, как такой править? — спросила она, набрасывая узду на пепельногривую голову лошади.

Искра замотала головой.

— Освоишься. Нам бренчать нельзя. А Рыбка — лошадь умная, сама пойдет, куда скажешь.

— А куда? — спросила Искра, замирая.

Рдяница уставилась на нее, будто опешив от такого вопроса.

— А у тебя сейчас один путь, подруга — к отчинникам моим, к Павлуцким. Поди знаешь, где они нынче?

— У большой воды, что на полуночи, — едва слышно обронила Искра.

— Вот-вот. Чай, Огнеглазка в тундру не выгонит. Обе ведь от Головни натерпелись, горемыки.

Искра кивнула, хотя и с сомнением — вспомнила, как дико, до взаимных проклятий, разругались они с внучкой Отца Огневика при последней встрече. Явиться к ней — теперь? Приползти на брюхе, заливаясь слезами? А что дальше? Жить в торжестве ее правоты и злорадства?