Владимир Корчагин - Узники Страха

— Ну, что же, пойдем, раз приказала, — охотно согласился Артем: это был хороший предлог вновь увидеть О-Стелли. Он был уверен, что все три распорядительницы сидят на своих «тронах». Но все оказалось совсем не так. «Троны» были давно пусты. «Официальная» часть праздника закончилась. Он перенесся теперь на прибрежную поляну, где заранее были сооружены устланные скатертями столы, сплошь уставленные всевозможными яствами и напитками. Все участники торжества, мужчины и женщины, старые и молодые, сидели теперь за этими столами, усердно расправляясь с кушаньями.

Нечего было и думать найти в этих бесчисленных рядах белое тонкито О-Стелли. Да и О-Кристи тоже. Однако спутник Артема довольно быстро вывел его к столу, за которым в группе девушек сидела его невеста. Это была та самая черноглазая смуглянка, на которую Артем чуть было не надел венок. Теперь голова ее была все-таки увенчана венком. Но то был венок его молодого друга.

— Так вот ты какая, О-Кристи! — приветствовал ее Артем. — Рад с тобой познакомиться.

— И мы рады тебя видеть, дорогой хороший чужеземец Артем. Садись к нам за стол, попробуй наших угощений, — она протянула ему, как принято, обе руки, и он невольно вздрогнул, ощутив большие грубые мозоли на пухлых ладошках совсем еще юной девушки. И она, видимо, почувствовала это, потому что поспешно отняла руки и спрятала их под стол.

«Что же ты так застеснялась, милая глупышка?» — мысленно усмехнулся Артем, все больше проникаясь теплым участием к избраннице своего нового друга, и, видя, что та не перестает прятать руки, снова взял ее за пальцы и поцеловал в жесткие наросты, въевшиеся о нежные подушечки ладоней.

— Ну, зачем так?.. — окончательно смутилась О-Кристи. — Это от веретена… У всех нас, прядильщиц, такие отметины. И ничего с ними не сделаешь, как ни старайся. Подружкам нашим, ткачихам, ты здорово помог, А ведь мы тоже…

— Да, надо бы подумать и о вас, — не мог не согласиться Артем. — Вижу, как достается вашим бедным рукам.

— Если бы только рукам! — вздохнула О-Кристи. — Да что мы все о наших горестях? На празднике-то! Садись, поешь с нами, дорогой чужеземец Артем. Не каждый день увидишь такой богатый стол. А нынче Мудрейшие что-то особенно расщедрились.

— Да, в самом деле, — поспешил согласиться Артем, поняв, что все эти женщины, по-видимому, действительно, могут лишь раз в году позволить себе поесть вволю такой вкусной, хорошо приготовленной пищи.

Он оглянулся кругом. За всеми столами повисла почти благоговейная тишина, нарушаемая лишь стуком деревянной посуды да редкими возгласами восторга по поводу столь обильного угощения. Но неужели О-Горди была права, и только в этом заключается весь их праздник? Осторожно подбирая слова, он попытался выяснить это у сидящих рядом девушек. Но те даже не поняли его.

— А что может быть еще? — удивленно пожала плечами О-Кристи. — Только мы долго еще будем здесь сидеть. Поговорим, порадуемся солнышку, отдохнем от наших проклятых веретен. Не уйдем, пока не опорожним всю посуду. Верно, девушки?

Те оживились, согласно закивали головами.

— А как празднуют там, в вашем большом мире? — снова заговорила О-Кристи.

— Как празднуют у нас? — задумался Артем. И вдруг его осенила дерзкая отчаянная мысль. — Сейчас я покажу вам кое-что. Посидите, подождите меня здесь.

Артем прошел к себе в шатер. И вскоре вернулся с найденным им музыкальным инструментом:

— Видели вы такую вещь? — спросил он, снова подсаживаясь к своим новым знакомым.

— Нет, а что это такое? — сразу обратились к нему десятки любопытных глаз. — Ты сделал еще какой-то станок?

— Разве это похоже на станок? — невольно рассмеялся Артем. — Нет, это совсем другое. И сделал эту вещичку не я. Я нашел ее здесь, у вас, во время прошлой большой уборки. А что это такое? Вот, послушайте! — Артем поудобнее устроился на скамье и осторожно прошелся по струнам. Мягкий мелодичный перезвон прося по поляне. Струны словно приглашали к раздумью. Все насторожились. Секундная пауза. И вот уже лавина звуков, гордых и мятущихся, радостных и грустных, сказочно-чарующих и больно щемящих душу, обрушилась на головы тех, кто с рождения не слышал иной музыки, кроме шума ветра да шелеста листьев на деревьях. Глубокая тишина мгновенно воцарилась на поляне. Люди, казалось, перестали дышать.

А Артем, еще раз проиграв вступление к любимой песне своей юности, неожиданно для себя запел тихим задушевным голосом:

Петь Артем любил. И получалось это у него неплохо. В студенческие годы он участвовал даже в самодеятельной капелле. Но выступать перед такой аудиторией… Однако голос его, вначале несмелый, с хрипотцой, постепенно окреп, обрел уверенность и силу. Он сам увлекся любимой песней и, сильно ударив по струнам, дал волю нахлынувшему вдохновению.

Песня лилась, ширилась, как вышедшая из берегов река. Струны звенели все громче, все призывнее. Голос певца гремел теперь над всей поляной.

«…Я люблю тебя, жизнь, И надеюсь, что это взаимно!» — с чувством пропел он заключительные слова песни и, сделав небольшую паузу, продолжил ее на эрхорниотском языке, с ходу подбирая слова под эту несложную, но захватывающую мелодию:

Артем дважды пропел последний куплет и положил ладонь на струны. Ни звука не пронеслось в мгновенно наступившей тишине. Он поднял голову и даже вздрогнул от неожиданности: ни за одним столом не! осталось ни одного человека. Все участники праздника столпились вокруг него, Артема, и словно застыли, пораженные невиданным чудом. Так продолжалось несколько секунд. И вдруг воздух взорвался от сотен голосов!!

— Еще! Еще! Ради нашего праздника! Ради наших распорядительниц! Еще! Еще, чужеземец Артем!

Артем обвел глазами лица обступивших его людей. Никогда, за всю свою жизнь не видел он таких удивленных, таких восторженных, таких благодарных взглядов, какими сопровождались эти возгласы. Кричали все: и мужчины и женщины, и взрослые и дети, и принимавшие участие в забеге «спортсмены» и их избранницы Не было среди этой ликующей толпы лишь О-Стелли. Она вместе с другими Мудрейшими, видно, давно покинула праздник. Да и что им было делать здесь, среди этих забитых нуждой и страхом людей, все мечты и надежды которых сводились до сих пор только к тому, чтобы набить желудок. А как мало, оказывается, было с нужно, чтобы разбудить в них извечно заложенную в человеке жажду прекрасного, подарить им радость, дать почувствовать себя настоящими людьми. Артем видел, что на глаза многих женщин набежали слезы и сам готов был прослезиться от нахлынувших на него чувств. А толпа продолжала неистовствовать: