Андрей Дашков - Двери паранойи

Голова у Ирки болталась, как у сломанной куклы. Очень скоро ее зрачки закатились, но Виктор продолжал упражняться. Я не чувствовал жалости – тогда я вообще ничего не чувствовал. Я был чистым сознанием – в том смысле, в каком бывает чистым новый блестящий унитаз.

По-видимому, пристрелив меня, «похоронная бригада» очень быстро выловила Ирку и Глиста. Девушка и псих либо не успели, либо не смогли убежать. Скорее всего, у них просто не осталось на это сил, как и у того дохляка, что лежал подо мной.

Виктор никуда не торопился; он вообще вел себя по-хозяйски.

Поднявшийся переполох его, похоже, нисколько не беспокоил. Когда к открытой двери морга подъехал «джип» с охранниками и подбежали самые выносливые из доберманов, он даже не сразу оставил в покое мою бесчувственную подружку. К моему легчайшему удивлению, никто из прибывших не прерывал экзекуцию. Эти ослы столпились у входа и замерли будто истуканы или почетный караул.

Разбив до крови пухлые Иркины губки, Виктор отшвырнул ее в сторону, словно пустой мешок. Причем, сделал это с явным сожалением. Потом подозвал к себе толстого красномордого придурка с майорскими погонами (не иначе как начальника охраны) и поочередно ткнул пальцем с наманикюренным ногтем в наши тела:

– Этих я тоже забираю с собой. Запишешь на мой счет.

Теперь я понимал еще меньше, чем до того, как меня прикончили. Только что мне со всей определенностью продемонстрировали, кто здесь босс. И следовательно, меня и Савелову держали в больнице, будто канареек в клетке. Возможно, Виктор даже потрахивал ее изредка, чтобы не отвыкла от господского размера. В этом было мало смысла, ну а в чем его много?

Тем временем охранники по приказу своего майора вытолкали санитаров наружу и снова выстроились перед моргом полукругом – форменные деревянные солдатики с имбецильным уклоном. Таким образом, никто не мешал Виктору и его помощникам закончить погрузку. Пока те перекладывали в цинковые ящики еще шестерых местных обитателей, босс чирикал по сотовому телефону. Чирикал односложно: «да», «нет»…

Во мне зародилось подозрение, что теперь я, ставший бесформенным невещественным облаком, могу метнуться куда угодно, причем ни время, ни расстояние не будут иметь никакого значения. Я мог бы улавливать радиоволны, проходить сквозь стены или вообще пронзить планету и выскочить на поверхность где-нибудь в антарктической Земле Королевы Мод… но я боялся. Смертельно боялся отдаляться от своего тела. Слишком уж я привык повсюду таскать этот мешок с костями. В отличие от некоторых моих знакомых, мне попался довольно комфортабельный.

Фариа когда-то преподал мне урок истинного существования, протекающего в невыразимом одиночестве и неописуемом страхе. Сейчас что-то еще удерживало меня на краю жутчайшей бездны, у начала безвозвратного пути, на рифе, о который разбивались кошмары…

Я «видел», как Глиста бросили в цинковый ящик. Поскольку он был худым, точно кишечный паразит, в честь которого его прозвали, к нему положили и девчонку. С моей точки зрения, это было уже варварство. Душераздирающее зрелище: он и она лежали без сознания – молодые, бледные, окровавленные и даже будто бы невинные. Чем-то они напоминали мне Ромео и Джульетту двадцатого века, разомкнувших объятия в металлической могиле. Да, мне бы романы писать.

Перед тем как на мой труп примерили цинковый костюмчик, Виктор остановился рядом и некоторое время рассматривал мое мертвое лицо. Невероятно, но, кажется, оно пробудило в нем сентиментальные чувства. Еще бы – он так долго охотился за мной, и куда нас только не заносило!

Он смотрел почти нежно, и я даже заподозрил в нем некрофила. Не думал, что когда-нибудь стану жертвой этой негигиеничной страсти.

Потом произошло нечто в высшей степени странное и слегка пугающее. Потенциально пугающее – потому что тогда меня еще трудно было испугать. Виктор наклонился и принялся тщательно обнюхивать мой труп. Во всяком случае, именно так это выглядело.

До сих пор не пойму, что он искал, – может быть, запах скрытой жизни? Личинки насекомых? Первые признаки распада? Отлетающую птичку души?..

Он обнюхал меня от волос на голове до ботинок; при этом лицо у него было застывшее и абсолютно сосредоточенное, только нос подрагивал, словно выступающая часть крысиной мордочки.

По-видимому, Виктор остался доволен результатами своего исследования. Он достал из кармана хрустящий платочек и вытер им пальчики. После этого он махнул рукой, и тяжелая крышка захлопнулась. Самое смешное, что пушка осталась в моих коченеющих пальцах, как будто я сросся с нею после смерти. Гробокопателям было лень освобождать меня от одежды и придатков. Они грузили худшую разновидность мусора – отбросы эволюции.

Я мог бы без труда проникнуть сквозь крышку или частично просочиться «внутрь» ящика, но предпочел пока остаться снаружи. И наблюдал.

У этих страшненьких ребят из «Маканды» все шло как по расписанию.

Они завершили погрузку ровно в час дня – Виктор специально сверился с циферблатом своего «ролекса». В рефрижераторе четырьмя ровными рядами и в три этажа выстроились двенадцать цинковых гробов. Ирке и Глисту не повезло – они оказались в самом низу, и было весьма вероятно, что они задохнутся или замерзнут. Меня грузили последним, и мой «цинк» находился на верхнем этаже, в крайнем ряду. Между его крышкой и потолком будки оставался зазор шириной около метра.

Я регистрировал мельчайшие детали, хотя подобная информация была для меня абсолютно бесполезной. Я не мог бы сдвинуть с места даже пылинку…

Дверь будки захлопнулась; температура начала понижаться. Трое из «Маканды» сели в кабину, охрана расступилась, пропуская грузовик, и рефрижератор с мертвецами (среди которых наверняка были и «фрукты», и «мясопродукты», и «удобрения») покатил по территории психушки. «Джип» сопровождал его словно почетного гостя.

Я много раз мечтал о том, что когда-нибудь сбегу из больницы, но то, КАКИМ ОБРАЗОМ я делал это, не могло присниться даже в самом дурацком сне.

Пост возле ворот оказался серьезным; я понял, что у меня вряд ли были шансы прорваться любым другим способом. Да и сами ворота выглядели достаточно солидно и вполне могли выдержать удар легкового автомобиля.

Я затаился, словно бесплотный паук в центре незримой паутины. Эдакий потусторонний соглядатай. У меня не было того, что на человеческом языке называется органами чувств; несмотря на это, я мог знать обо всем, что творилось вокруг. Каждая частица Вселенной была сознательной; каждая могла стать частью моего сознания; но то было бы страшное растворение, и за каждое наилегчайшее взаимодействие с миром призраков приходилось дорого платить.