Андрей Дашков - Двери паранойи

Потом сопровождающие тетки буквально внесли меня в гулкое помещение, на двери которого было написано: «Только для обслуживающего персонала». Мы очутились в сауне, и тут свиноматки принялись раздевать меня. Лица у них были застывшие; при виде моей дряхлости ни одна даже не улыбнулась.

Пока меня с профессиональной ловкостью обнажали, я покорно ждал – как призывник на медосмотре. Сняли все, кроме черного галстука, по-прежнему казавшегося мне завязанной узлом дохлой гадюкой. Я был не настолько самостоятелен, чтобы сопротивляться или о чем-либо спрашивать.

В таком виде – голого и с галстуком на шее – меня втолкнули в бассейн. Горячая водичка в нем едва доходила до груди, и утонуть без посторонней помощи было довольно сложно. Вокруг моего погруженного в жидкость тельца немедленно расплылось грязно-коричневое пятно.

Свиноматки сбросили свои халатики, под которыми не было ничего, кроме трусиков, и тоже залезли в бассейн (при этом уровень воды в нем поднялся сантиметров на десять). Одна из них принялась намыливать мне плечи и грудь, другая взбивала пену для бритья. При иных обстоятельствах я забалдел бы от такого сервиса, а тогда лишь тупо стоял, позволяя себя мыть и брить.

Потом та мамочка, которая меня мыла, нырнула и надолго скрылась из виду, точно какая-нибудь искательница жемчуга. Ее не было минут десять, не меньше. Самое смешное, что и пузырей на поверхности тоже не было. Пока она трудилась над моей нижней половиной, я оставался спокоен, будто младенец в крестильной купели.

Я отдался большим мягким рукам и жестким мочалкам, которыми меня скоблили до тех пор, пока я не сменил эпителий. После хорошей бритвы физиономия и голова стали гладкими, как девичья грудь. Я был чист внутри и снаружи – сосуд, который можно наполнить чем угодно. Я задышал всеми порами и завибрировал всеми фибрами, но эффект оказался чисто физиологическим.

Воспользоваться этим не представилось ни малейшей возможности. Свиноматки быстренько и по-деловому выгрузили меня из бассейна, вытерли полотенцами и облачили в потрясающие белые трусы, английскую рубашку и приличный костюмчик – не хуже того, который я позаимствовал в алтарной комнате. Теперь ошейник охватывал воротник рубашки, и мне стало чуть полегче – почти исчезло ощущение ледяной проволоки, врезавшейся в кожу.

Из сауны меня доставили прямиком к кормушке. Столовая для персонала больше напоминала медицинскую лабораторию. Стерильные плоскости, прямые углы, белые айсберги мебели. И даже запах еды был забит вонью какого-то дезинфектора.

Это не испортило мне аппетит – тогда его вообще ничто не могло испортить. Как только я оказался в столовой, прогудел тревожный сигнал, похожий на корабельную сирену, и у меня началось слюноотделение, будто у четвероногой жертвы академика Павлова.

Понемногу прибывал местный народец – красивые самки и ухоженные самцы. У некоторых, правда, имелись кровоподтеки и синяки на лицах. Сейчас-то я понимаю, что все они выглядели не менее отмороженными, чем я сам. Свиноматки вставили меня в очередь; с нею я дотопал до прилавка, словно овца в сплоченном стаде. Получив из чьих-то рук полный поднос комбикорма, я сел за пластмассовый столик и принялся жадно жрать.

Надо признать, что мужчин здесь кормили, как призовых быков, а женщинам не давали испортить фигуру. Еда была калорийной, качественной, и ее было много. Боюсь, что тормоза забарахлили, и я нещадно перегрузил свой истощенный организм. Во всяком случае, икры в тот раз я слопал столько же, сколько за пятнадцать предшествовавших лет.

Соседи меня не интересовали. Я пялился или в тарелку, или прямо перед собой – пока жевал. Если кто и попадал в мое поле зрения, то я отмечал появление нового объекта, идентифицировал его и тут же забывал о нем.

На поверхностный взгляд, степеней свободы здесь было побольше, чем в психушке, но это именно ПОВЕРХНОСТНЫЙ взгляд. После того как свиноматки помогли мне сделать первые шаги и ознакомили со средой обитания, я уже не нуждался в опекунах. Настоящий опекун и полновластный хозяин поселился внутри меня. И невозможно было провести границу между посторонним влиянием и проявлением собственной извращенности.

Доберманами тут и не пахло, но строжайшим из надзирателей стало мое подсознание. Оно никогда не меняло приоритетов и никогда не отдыхало. Оно непрерывно расчленяло то, что пытались создать воля и мозг в часы активности. Оно не прекращало свою разрушительную работу ни днем, ни ночью – как клубок червей, поедающих труп. Оно пожирало сны и навсегда прятало их в своей зловонной утробе. Во мне трепыхался неуловимый карлик моего подавленного «эго», но его потуги были такими жалкими, что зарождавшаяся в глубине дрожь не достигала поверхности.

…Голос внутреннего хозяина совпал по времени с очередным сигналом. «Спать!» – произнес голос, и я тут же почувствовал, что действительно дико устал. Человеческое стадо начало разбредаться. Я отодвинул пустой поднос и в полусонном состоянии направился в спальный отсек.

Данное помещение сильно напоминало мертвецкую, но тогда это меня нисколько не смущало. А еще отсек был чем-то неуловимо похож на дешевую ночлежку в Гонконге, которую я однажды видел по телевизору. Она представляла собой лабиринт многоэтажных клеток, разделенных узкими запутанными проходами. У обитателя каждой клетки было чуть больше места, чем в гробу. Перед камерой возникали части тел или лица за решеткой. В глазах тех желтолицых застыли пустота и безнадежность. Они уже не жаловались на судьбу. То же самое можно было сказать про меня.

Сходство моей новой спальни с ночлежкой оказалось отнюдь не внешним. Прежде всего, здесь было довольно прохладно. Вентиляторы прогоняли наружный воздух сквозь отверстия, забранные сетками. Никаких окон и только одна дверь. Очень высокий потолок, лампы дневного света. Выключатели на стенах отсутствовали.

Я пробрался вдоль ряда расставленных на полу пластмассовых боксов, похожих на поваленные телефонные будки, к своему спальному местечку под номером тридцать семь. Хрен его знает, откуда мне это было известно. Боксы закрывались примерно так же, как цинковый гроб, в котором меня сюда доставили. Я невольно сравнил. Та же конструкция, те же размеры, те же прямоугольные окошечки в изголовье, но другой материал – более дешевый и не столь одиозный.

К каждой крышке была привинчена табличка с номером и именем. Я тупо прочел все тридцать шесть – от Гаврилы под номером первым до моей ближайшей соседки Лолиты. Да, это была форменная ночлежка для зомби. Некоторые боксы еще пустовали, но я не пропустил ни одного и насчитал около двух десятков «постояльцев». Я рассматривал их лица через стекло. Спящие выглядели умиротворенными и безмятежными, будто младенцы.