Андрей Дашков - Двери паранойи

Влажные нити падали сверху бесконечными спиралями. Сквозь дыры в зачаточном коконе еще были видны стеклянные немигающие глаза. Потом и они исчезли.

Муравейнику полагалось быть мертвым. Во всяком случае, раньше я считал, что такое состояние закономерно для тех, у кого грудь вспахана автоматной очередью. Получается, я ошибался. Нельзя сказать, что парень демонстрировал завидную координацию движений, однако он был слишком резвым для мертвеца. Он наклонялся, как ревматик, но гранатомет все-таки поднял.

Затем он тупо «уставился» на мой «джип». У меня появилось ощущение чужого взгляда, хотя смотреть этому кретину вроде было нечем…

В течение нескольких весьма неприятных секунд муравейник, очевидно, «соображал», что делать дальше. Или переваривал приказ.

Несмотря на затемнение, я отчетливо видел ползущие по его одежде колонны насекомых, занятых срочной эвакуацией. Огромные массы муравьев выплескивались из ран, будто коричневая кровь…

Наконец этот дважды перекроенный муляж повернулся вместе с гранатометом и направил ствол на ближайшую «тойоту» бритоголовых. К тому моменту его голова уже мало чем отличалась внешне от огромного клубка шерстяной пряжи.

Я облегченно перевел дух и позволил себе рассеять внимание. По всей территории дачи возрождались муравейники в количестве, радующем глаз и вселяющем надежду, – разве что за исключением тех, кто был разорван на несколько кусков. Я даже принялся высматривать среди них Маму, но не обнаружил ничего женоподобного.

Газоны напоминали потревоженное кладбище. Бритоголовые были в шоке, поэтому троих из них задушили и еще двоим свернули шеи без особых хлопот. Потом его величество страх все расставил на свои места. Вдобавок муравейник, захвативший гранатомет, подорвал «тойоту», устроив заупокойный фейерверк. И началось…

Верка сползла пониже, предпочитая наблюдать за происходящим из-под верхней дуги рулевого колеса. Я был не настолько благоразумен, хотя плотность огня оказалась сумасшедшей. Очередь расколола лобовое стекло, и я выбил его ногами. Сразу почувствовал, что снаружи стоит дьявольский холод. Ветер выл, как электронная музыка в «ужастике», и даже еще почище. За шиворотом ползали ледяные змейки.

Шествие зомбированных муравейников продолжалось с неоспоримым успехом. Большинство из них уже вооружились трофейными стволами. Один протопал совсем близко от нас, стреляя короткими очередями на уровне живота. Выглядел он, в общем-то, неплохо, если не считать кошмарной черной головы, от которой тянулись в небеса колеблющиеся сопли…

Вскоре я получил возможность убедиться в его неуязвимости. Останавливающее действие автоматной пули оказалось недостаточным, хотя она и вырвала из его шеи большой кусок мяса. Муравейник покачнулся, но устоял на ногах. Крови не было. На месте входного отверстия немедленно расцвела коричневая звезда. Каждый ее луч образовался из сотен бегущих насекомых.

Но в целом попадание не произвело на муравейника особого впечатления. Выпрямившись, он направился к пихтовой аллее, куда поспешно отступали уцелевшие бандиты, и вскоре присоединился к своему выводку. Становилось ясно, что муравейники двигаются отнюдь не хаотически. В их действиях просматривалась некая групповая логика, которой был начисто лишен каждый в отдельности.

Они загоняли бритоголовых в узкое горлышко пролома, где те оказывались как на ладони. Тут их поджидала расстрельная зондеркоманда. Попытки бритоголовых прорваться сквозь окружение на автомобилях тоже ни к чему не привели. Первая же тачка опрокинулась в результате прямого попадания гранаты и загородила выезд, облегчив муравейникам работу.

Это была хорошо спланированная акция уничтожения. Но я не ожидал, что за нею последует самоуничтожение. С другой стороны, вряд ли можно было придумать что-нибудь более чудовищное, чем маленькая армия Фариа. Почти каждый из его солдат получил слоновью дозу свинца, в том числе в голову, но валились они только после разрушения опорных костей скелета.

Черные волосы свивались и дергались в сложном ритме. Липкая бахрома была отвратительна, как женская борода. Падающая с облаков паутина немедленно растворялась в жидкой грязи. Все превращалось в тлен, пепел, прах…

Прогремел последний выстрел. Наступила тишина, в которой раздавался только громкий шепот огня. Сирен до сих пор не было слышно. Пока легавые сообразят что к чему, пройдет не менее получаса. Нас никто не торопил, и мы с Веркой продолжали сидеть, будто худсовет в цирке, потрясенный искусством акробатов.

Закончив дело, муравейники возвращались. Раскачиваясь, они медленно двигались в сумерках – и тоже не спешили, неотвратимые, как ангелы мщения. Их силуэты отделялись от картонно-неподвижных пихт. Порыв ветра донес до моих ноздрей нечеловеческий запах. Мне казалось, что «ангелы» бредут прямо на нас, но они собирались к гигантскому погребальному костру.

«Тойота лэнд круизер» все еще пылала в декабрьском влажном мраке, словно пластмассовая игрушка. От всех четырех колес валил ядовитый дым. Плавились панели, облезала обшивка кресел, взрывались раскатившиеся патроны. И все же огня было слишком мало, чтобы сжечь дотла тело водителя. Однако муравейников это не остановило.

Они карабкались на догорающий «джип» с маниакальной настойчивостью.

Я не заметил в их движениях ни единого намека на то, что эти существа могут испытывать боль, а также ничего похожего на конвульсии. Больше десятка тел набилось в салон; тут они лежали вповалку, придавленные тяжестью верхних, беззастенчиво их топтавших. Вскоре на них запылала одежда. Черные коконы, опутавшие головы, сгорали, разбрасывая фиолетовые искры. Это было почти красиво – как далекие вспышки бенгальских огней…

Муравейники не издавали ни звука. Они умирали – вероятно, на этот раз окончательно – с заштопанными ртами. Те, которые не поместились внутри автомобиля, взбирались на крышу и капот, цепляясь друг за друга. Они непрерывно двигались, похотливо виляя бедрами, будто на слишком тесной танцплощадке. И при этом пылали, как факелы.

Но танец обугливающихся тел продолжался противоестественно долго. Кожа темнела, наливалась вишнево-красным, становилась похожей на раскаленный металл, вспучивалась и лопалась; красный цвет постепенно сменялся коричневым, затем грязно-фиолетовым и, наконец, антрацитово-черным…

Запах жаркого и паленых волос вызывал тошноту. На поношенном Веркином лице не отражалось никаких эмоций, кроме фанатического интереса. Представление захватило ее полностью. О себе могу сказать, что на некоторое время я тоже забыл обо всем остальном и не заметил даже отсутствия босса. В отличие от меня, тот ни на секунду не терял бдительности и уже обшаривал соседние «сны»…