Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

— Лина, ты почему мне не отвечаешь? — прервал столь чудный вид и тишину очередным вопросом Горясер.

Я, почему сказал тишину. Оно как, несмотря на приоткрытое у него окошко, и легкий свист, воспроизводимый от соприкосновения кузова автомобиля с порывами ветра, практически не было слышно сторонних звуков, как и работающего двигателя.

«Блин, до чего меня этот дед достал. Заколупал прямо!» — злобно подумал я и тотчас поперхнулся собственными мыслями, или только грубостью. Мне почему-то стало стыдно, совестно, что ли думать так вульгарно, грязно внутри Линочки. Впрочем, я решил ответить деду, чтобы защитить идеалы Виклины.

— Ну, а если я верю в любовь. Верю в свои идеалы, — сказал я, представляя себе отражение Лины в зеркале. Ее черты лица, фигуру, белокурые, чуть вьющиеся до плеч волосы. Ее удивительные темно-синие глаза. И говоря это не столько от ее имени, сколько от своего. — Верю! Теперь верю, что между людьми может пролететь искра! И, бах! Удар в лоб и ты уже повержен ею или им, навсегда! Ты уже любишь и вряд ли сумеешь избавиться от этих эмоций, забыть эти чувства. Ее лицо, губы и удивительные глаза.

Я резко прервался. Мне, кажется, даже не договорив последних слов из своей речи. Ощутив столь сильные чувства, и прямо захлебнувшись ими, а глаза мои (точнее глаза Лины) сами собой наполнились слезами, вызванными осознанием того, что о возникших во мне чувствах никогда не узнает та единственная, дорогая моему мозгу, личности, душе.

Луга, расчерченные речками и поросшие злаками и цветами, сейчас заместились на поля какого-то очень рослого тростника с обеих сторон от дороги. Теперь это были явственно возделываемые человеком участки земли. Метра по три в высоту коричневые, прямостоячие стебли (неизвестного мне растения), покрытые узкими зелеными листьями, удерживали на вершинах ярко-красные початки, опушенные редкой розовой волосней. Отдельные волоски, которых подхваченные ветром плыли по воздуху и легонько покачивали сами стебли. На этом поле, хотя и очень удаленно, просматривались до пяти крупных, работающих, двигающихся по направлению к дороге машин, напоминающих зерноуборочные комбайны. Они ехали неспешно и синхронно, срезая режущими аппаратами сами стебли. Одновременно, захватывая и отправляя на платформу не только стебли, но и початки, листья, волосню. Не очень четко, но все же можно было разглядеть следующие за ними прицепы, видимо, укрепленные сразу на машинах, заполненные переработанным в какую-то коричнево-розовую труху материалом.

Впрочем, поля, начавшись, также быстро завершились, перейдя в небольшую возвышенность, на которой находилась ветряная электростанция (как с одной, так и другой стороны от дороги), представленная тысячами ветрогенераторов. И это были мощные установки ветрогенераторов с вертикальной осью вращения турбин. И оно как на данном, довольно просторном, возвышенном месте, ветер имел силу, лопастные ветряки крутились, будто сумасшедшие. Лишь некие из них смотрелись безмолвно замершими, как и люди остановившиеся возле них.

Все то время молчавший Горясер, чуть слышно хмыкнув, вновь заговорил, и я понял он, увидев слезы на моих глазах, просто дал передышку, чтобы успокоиться, а уступать и не собирался:

— Ты, должна, внучка понять. Твое предназначение в нашем обществе, это музицирование и художественная композиция. То, что ты умеешь делать лучше всего, к чему у тебя есть талант. А для этого надо оставить всякие мысли об идеалах и думать о браке с Беловуком. Надо поступить так, как когда-то сделала твоя мама. Надо повзрослеть и избавиться от прихотей, мечтаний.

«Вот, блин! достал! и как только Лина его терпит?! Он же своим пыхтением вынес у меня весь мозг или только нейронные связи в нем», — подумал я про себя, а вслух ничего не стал говорить, осознав, что с ним бесполезно спорить, как и вообще, походу, беседовать. Оно как и без того чувствовал вину за ранее выскочившее из моего рта, перед тем кто не по собственной воле уступил мне свое тело. И еще я подумал, что, вероятно, Виклина учится в консерватории или подобном высшем учебном заведении и из слов деда собирается стать музыкантом или композитором.

Я не откликался, несмотря на косые взгляды Горясера еще и потому что удивлялся, каким образом мог переместиться в Лину. Талантливую, красивую, добрую и умную девушку. Я такой бездарный, тупой, хамовитый лузер, который никогда не пел, не музицировал, не читал, не задумывался, не мечтал. И уж, конечно, никогда не был идеалистом. Точно, обладая полной противоположностью качеств, тем и сумел к ней притянуться, подобно двум частицам разноименных зарядов, дня — ночи, инь — янь. Отличаясь от Линочки, и, одновременно, не в состоянии теперь находится вне ее притягательности.

Пока Горясер продолжал наставлять Лину или меня (хотя в моем отношении это было бесполезно) пейзаж за окном машины вновь изменился, перейдя в луговые, дикие пространства земли (никак не используемые), а впереди показался город, с высокими и мощными, проходящими по его рубежу, трубами теплоэлектроцентрали, выпускающими из собственных внутренностей клубистые, голубоватые пары. Возле труб ТЭЦ находились пяти-, шестиэтажные кирпичные и бетонные здания, представляющие из себя какие-то комплексы заводской и фабричной промышленности. Автомобиль, в котором мы находились, чуть сбросил скорость, поэтому хорошо удалось рассмотреть, когда он съезжал с возвышенности на более равнинную местность, что комплексы занимают приличную территорию, расходясь не только вдоль пространства, но и поперек него. А белые, ровные крыши зданий и вовсе создавали видимость огромного промышленного комплекса, словно сам город предназначался не столько для жизни, сколько выполнял роль производственно-хозяйственного сосредоточия. Черное переливающееся полотно дороги, по которому двигался маглев, приметно повернуло влево (а может это только наша трасса вправо) и вошла в широкий разрыв между зданиями, потерявшись в них.

Как только наша машина сбросила скорость, в салонное зеркало заднего вида расположенное под потолком машины над лобовым стеклом, я увидел появившиеся и мгновенно сблизившиеся с нами транспортные средства, двигающиеся друг за другом.

Это были такие же похожие на электропоезда машины, их синего цвета кузова прямо-таки переливались в яркости лучей Усила, а внутри салона, через обтекаемый, стеклянный перед, просматривались расположенные друг напротив друга одиночные сидения, занятые людьми. Вероятно, данное устройство являлось каким-то общественным транспортом. Ну, там маршрутным такси или миниавтобусом.

Наш автомобиль сбросил скорость километров до сорока, хотя весь тот срок ехал не менее чем двести — двести пятьдесят в час. И тем неспешным ходом вкатил в полосу начинающегося города, оставляя позади трубы ТЭЦ. Трасса тут намного сузилась, вряд ли став больше двухполосной. Впрочем, все также, будучи, без привычной моему городу разметки, дорожных знаков. Здесь опять же пропали бетонные бордюры, прежде ее огораживающие, а на смену им пришли приподнятые над уровнем трассы по обеим сторонам широкие пешеходные дорожки. Еще немного нашего движения, не более пяти минут (хотя мы уже ехали не меньше тридцати), и впереди показался перекресток, в центре которого находились трамвайные пути, там, однако, загнутые в широкое разворотное кольцо.