Альфред Бестер - Моя цель — звезды

И вдруг стала прежней леди Оливией, грациозной снежной девой.

— Боюсь, мой дорогой Формайл, что бомбардировка окончена. Шоу завершилось. Согласитесь, новогодний фейерверк вышел поистине впечатляющим. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи? — беспамятным эхом откликнулся он.

— Спокойной ночи, — повторила девушка. — Ну же, дорогой мой Формайл, неужели вам и вправду так трудно понять, что вас просят удалиться, а не корчить клоуна? Идите. Спокойной ночи.

Он помедлил, отыскивая нужные слова, не нашел, повернулся наконец и покинул дом. Его трясло от восторга и смятения. Он шел, как пьяный, едва осознавая размах катастрофы и разрушений. Горизонт затянуло сплошное красное зарево пожаров. Ударные волны от взрывов бомб настолько возмутили атмосферу, что ветра до сих пор налетали странными непредсказуемыми порывами. Город так растрясло, что кирпичи, нависающие архитектурные элементы, стекла и металлические балки то и дело обрушивались оземь и разбивались. А ведь прямого удара по Нью-Йорку нанесено не было.

Улицы пустовали, город обезлюдел. Все население Нью-Йорка, как и остальных городов в зоне поражения, джонтировало куда глаза глядят в безрассудной попытке спастись. До предела своих джонт-способностей: кто на пять миль, кто на пятьдесят, кто на пятьсот. Некоторые угодили прямо под удар. Тысячи погибли в джонт-взрывах: общественные платформы не были рассчитаны на такой массовый исход.

Фойл стал замечать команды чрезвычайников в белой униформе. Нацеленный на него предупредительный сигнал извещал, что Фойла по совокупности характеристик рекрутировали для восстановительных работ. В эпоху всеобщего джонта проблематично было не эвакуировать население города, а заставить его вернуться и навести порядок. У Фойла не было никакого желания проторчать тут неделю, сражаясь с пожарами и мародерами. Он ускорился и пронесся мимо команды чрезвычайников.

На Пятой авеню он замедлился. Ускорение потребляло так много энергии, что истощенный организм уже не мог поддерживать себя в таком состоянии дольше нескольких минут. После долгих периодов ускорения пришлось бы восстанавливаться несколько дней.

На авеню уже появились мародеры и джек-джонтеры. Поодиночке и стаями, перепуганные и озверевшие, точно шакалы, что рвут тело еще живого, но беспомощного животного. Они обступили Фойла. Этой ночью им сгодится любая добыча.

— Я не в настроении, — сообщил он шакалам. — Поиграйте с кем-то другим.

Он вывернул карманы, полные денег, и бросил им банкноты. Те подхватили подачку, но не удовлетворились ею. Им нужно было повеселиться, а Фойл не казался способным себя защитить. Обычный растерянный джентльмен. Полдюжины шакалов отделились от стаи помучить его.

— Добрый джентльмен, — заухмылялись они. — А пригласи-ка нас на вечеринку?

Фойл уже видел как-то изувеченный труп одного из гостей их «вечеринки». Вздохнув, он отвлекся от видений Оливии Престейн.

— Ну ладно, шакалы, — сказал он. — Будет вам вечеринка.

Те приготовились к танцу смерти с добычей, но Фойл коснулся языком переключателя во рту и на двенадцать всеразрушающих секунд стал самой совершенной из когда-либо созданных машин для убийства — киллером-коммандо. Он действовал, не задумываясь и не рефлексируя. Тело попросту выполняло инструкции, записанные в мышечной и нервной ткани. На тротуаре остались валяться шесть изуродованных тел.

Собор Святого Патрика стоял, как и был, вечный и неизменный, ничуть не пострадавший от бомбежки, и на позеленевшей меди его кровли отсвечивало зарево далеких пожаров. Он оказался пуст. Палатки Четырехмильного цирка заполняли неф, подсвеченные и разукрашенные, однако цирковой люд скрылся. Слуги, повара, лакеи, атлеты, философы, приживалы и прочие зеваки сбежали.

— Но вскоре они возвратятся, — пробормотал Фойл. — Мародерствовать.

Он вошел в свою палатку. Первой, кого он там увидел, была фигура в белом, скорчившаяся в углу. Она лучезарно улыбалась собственным мыслям и напевала песенку без слов. Безумная Робин Уэнсбери в смятом платье.

— Робин!

Она продолжала что-то бессвязно мурлыкать себе под нос. Он поднял ее на ноги, встряхнул и закатил пощечину. Девушка тупо улыбалась и напевала. Фойл зарядил шприц и вкатил ей лошадиную дозу ниацина. Воздействие препарата на ее патетический улет от реальности оказалось очень убедительным. Атласная кожа Робин посерела, прекрасное лицо исказилось судорогой. Она узнала Фойла, вспомнила то, что пыталась забыть, вскрикнула и упала на колени, а потом расплакалась навзрыд.

— Так-то лучше, — сказал он. — Снова пытаешься удрать, н-да? Сначала попытка самоубийства, теперь это. Дальше что?

— Убирайся.

— Скорее всего, в религию ударишься. Я тебя так и вижу в какой-то подпольной секте с кодом доступа Pax Vobiscum [41] Мир вам! ( лат. ) или что-нибудь в этом роде. Библейский бубнеж, мученичество за веру и так далее. Ты хоть когда-нибудь повернешься лицом к реальности?

— А ты никогда не пытался от нее сбежать?

— Я? Нет. Сбежать пытаются сломленные невротики.

— Невротики. Ах, это любимое словечко столь поздно получившего достойное образование Джонни… или как тебя там? Джеффри? Ты ведь у нас такой образованный, такой самодовольный, такой уравновешенный. Ты всю свою жизнь драпал, точно кролик.

— Я? Нет. Я всю жизнь охотился.

— Ты спасался бегством. Никогда не слышал фразу «лучшее бегство — нападение»? Ты убегаешь от реальности, атакуя ее, разрушая, отрицая ее. Вот чем ты занят.

— Бегство-нападение? — Фойл был озадачен. — Ты хочешь сказать, что я от чего-то бегу?

— Это же очевидно.

— И от чего?

— От реальности. Ты не в состоянии признать жизнь такой, какая она есть. Ты отказник. Ты атакуешь реальность, пытаясь подогнать под свой шаблон. Ты атакуешь и уничтожаешь все, что находится в противоречии с твоим безумием. — Она подняла залитое слезами лицо. — Я больше не могу. Отпусти меня.

— И куда ты пойдешь?

— Жить своей жизнью.

— А как насчет твоей семьи?

— Я сама их найду. Своим способом.

— Почему? Зачем?

— Слишком… ты и эта война… ты такой же, как эта война. Ты даже страшнее. То, что со мной случилось сегодня ночью… происходит ежеминутно, когда я с тобой. Я могу противостоять какой-то одной угрозе. Не обеим.

— Нет, — сказал он, — ты нужна мне.

— Я готова выкупить свою свободу.

— Как?

— Ты ведь потерял все ключики к тайне «Ворги», не так ли?

— И что?

— Я тебе нашла еще один.

— Где?

— Неважно. Ты отпустишь меня, если я тебе его открою?

— Я могу его у тебя вырвать.

— Давай. Вперед. — Ее глаза блеснули. — Если ты знаешь, где он.

— Я сделаю так, что ты сама его с радостью мне отдашь.