Альфред Бестер - Моя цель — звезды

— Пропаганда?

— Мы не звери и не садисты, мисс Уэнсбери. Мы знаем, как вытянуть из человека информацию, не прибегая к средневековым пыткам. Но мы распространяем о себе жуткие побасенки, чтобы склонить к сотрудничеству. Запугать.

Неужели это правда? Да нет же, он наверняка лжет. Это трюк.

— Это правда, мисс Уэнсбери. Я могу доказать свои слова, но сейчас в этом нет нужды. Ведь, судя по всему, вы явились сотрудничать с нами добровольно.

Он слишком хитер… слишком напорист… он…

— Ваши мысли наводят на предположение, что вас не так давно жестоко одурачили, мисс Уэнсбери. Вы больно обожглись на доверии.

— Да. Так и было. Но я сама виновата, по большей-то части. Я дура. Я такая дура…

— Вы не дура, мисс Уэнсбери, и перестаньте себя ненавидеть. Не знаю, что пошатнуло вашу самооценку, но, надеюсь, мне удастся ее восстановить. Итак, вас обманули? И, с вашей точки зрения, повинны в том вы сами? Мы все склонны к самообману. Однако вам явно кто-то помог в этом. Кто же?

Сейчас я его предам!

— Тогда не говорите.

Но если я хочу отыскать маму и сестер… я не могу ему больше довериться… я сделаю это сама.

Робин сделала глубокий вдох.

— Я пришла донести на человека по имени Гулливер Фойл.

Ян-Йеовил тут же обратился в слух.

— Это правда, что он приехал по железной дороге? — спросила Оливия Престейн. — На локомотиве с обзорной вагонеткой? Потрясающее чудачество.

— Да, этот молодой человек весьма необычен, — ответил Престейн. Несгибаемый, как сталь, седовласый и статный, он стоял с дочерью в приемной своего особняка. Он стерег ее честь и жизнь, ожидая возвращения слуг и прочего персонала. Те в панике джонтировали кто куда. Тем временем Престейн как ни в чем не бывало перебрасывался светскими репликами с Оливией, не позволяя дочери осознавать масштаб опасности.

— Отец, я так устала…

— Ночь выдалась изматывающей, дочь моя. Но, пожалуйста, останься пока со мной.

— Почему ты меня не отпустишь?

Престейн чуть было не сказал, что с ним ей будет безопаснее.

— Мне одиноко, Оливия. Поговори со мной еще пару минут.

— О, папа, я совершила такой смелый поступок… Я наблюдала за нападением из сада.

— Дорогая моя, и ты была там в одиночестве?!

— Нет, с Формайлом.

В переднюю дверь забарабанили. Престейн ее загодя запер.

— Кто это?

— Мародеры, — спокойно ответил Престейн. — Не тревожься, Оливия, внутрь они не пробьются.

Он сделал шаг к столу, на котором у него была разложена коллекция оружия. Раньше он держал его в своем кабинете просто так, из игры в осторожность.

— Опасности никакой, дочь моя. — Он стремился отвлечь ее. — Итак, ты мне говорила про Формайла…

— А? Да. Мы вместе смотрели… описывали друг другу бомбардировку, какой мы ее воспринимаем.

— И ты была с ним без дуэньи? Такое поведение не подобает тебе, Оливия.

— Знаю, знаю. Я такая бесстыдница, а он казался таким рослым, уверенным, и я стала изображать недотрогу. Помнишь мою гувернантку, мисс Пост, которая так важничала и задирала нос, что я ее прозвала Леди Недотрогой? Я себя так и вела, совсем как мисс Пост. Он пришел в ярость, папа. Именно поэтому он стал искать меня в саду.

— И ты разрешила ему остаться? Я шокирован, девочка моя.

— Я тоже. Я чуть с ума не сошла от возбуждения. На кого он похож, отец? Расскажи мне. Как он выглядит?

— Он высокий, очень смуглый, скорее загадочный. Похож на Борджиа. Кажется, что его так и кидает от самоуверенности к дикости.

— О, ты тоже находишь его дикарем, папа? Я и сама это увидела. От него разит опасностью. Там, где остальные просто слабо засветились бы, он сияет, как молния. Он ужасает и восхищает.

— Дорогая моя, — официальным тоном сказал Престейн, — незамужней девушке не приличествует высказываться таким образом. Если ты, моя дочь, закрутишь роман с парвеню навроде Формайла с Цереры, это меня крайне опечалит.

В приемной и гостиной стали появляться слуги Престейна: повара, горничные, привратники, конюшие, пажи, лакеи. Все они были перепачканы и напуганы, побывав на краю гибели.

— Вы оставили дом, которому служите, и я это вам еще припомню, — холодно сообщил им Престейн. — Но моя честь и безопасность пока пребудут снова в ваших руках. Охраняйте дом. Мы с леди Оливией удаляемся отдохнуть.

Он взял дочь за руку и повел вверх по лестнице в ее покои — ревностный страж ледяной принцессы.

— Кровь и деньги, — пробормотал Престейн.

— Что ты сказал, папа?

— Я размышлял о наших семейных пороках, Оливия. Благодарю Всевышнего, что ты их не унаследовала.

— Что это за пороки?

— Тебе о них знать не следует. Ими в полной мере наделен Формайл.

— О, так он порочен? Я догадывалась. Ты сказал, что он похож на Борджиа. Порочный Борджиа с темными глазами и линиями на лице. Наверное, они складываются в какой-то узор.

— Узор, дорогая?

— Да. Я видела странный узор на его лице… не обычный след электрической активности нервов и мышц, а что-то иное, необычное. Этот узор меня с первой минуты зачаровал.

— Да о каком таком узоре ты говоришь?

— Фантастическое зрелище… и несомненно зловещее. Не могу описать словами. Есть у тебя чем рисовать? Я покажу.

Они задержались перед чиппендейлским письменным столом шестисотлетнего возраста. Престейн извлек из ящичка оправленный в серебро кристаллический брусок и подал его Оливии. Она коснулась его кончиком пальца. Появилась черная точка. Она повела палец дальше. Точка удлинилась, превратилась в линию. Быстрыми уверенными штрихами она изобразила на кристалле замысловатые петли и вихри, слагавшие дьявольскую маску.

Сол Дагенхэм вышел из темной спальни. Спустя миг ее озарил свет, источаемый одной из стен. Казалось, что в огромном зеркале отражается спальня Джизбеллы, но это был всего лишь фокус. Джизбелла лежала на кровати одна, а в отражении на краю своей кровати сидел Сол Дагенхэм, также в одиночестве. Зеркало в действительности было свинцовым листом, разделявшим две идентичные спальни. Дагенхэм зажег свет на своей половине.

— Любовь по часам, — сказал из динамика голос Дагенхэма. — Отвратительно.

— Нет, Сол, и никогда не будет.

— Устрашающе.

— И тоже нет.

— Но ты несчастлива.

— Нет. Вот зануда! Будь доволен тем, что имеешь.

— Это больше, чем я когда-либо имел. Ты великолепна.

— А ты экстравагантен. Ложись спать, дорогой. Мы завтра ведь едем кататься на лыжах.

— Нет. Я изменил свои планы. Я вернусь к работе.

— Ну, Сол… ну ты же обещал, что не будет больше этой работы, беготни, запарки… Ты не сдержишь своего слова?

— Не могу. Я на войне.

— Черт с ней, с войной. Ты достаточно навоевался в песках кратера Тихо. Большего они не вправе от тебя требовать.