Виктор Каика - Итерация

Для всех, даже для того одного, кто понял, что земля уже рядом, переход в небытие стал совершенно незаметен, никто не успел ни испугаться, ни почувствовать – их просто не стало. Даже за миллиметр до столкновения лайнер был ещё цел, и люди были живы, но главное, что никто из них ничего не видел, и по сравнению с ситуацией на дороге, когда тебе, едущему в автомобиле, навстречу вдруг выскакивает грузовик, и ты видишь, что столкновение неизбежно, тут произошло всё внезапно быстро. Да что там миллиметр?.. Лайнер был цел и за полмиллиметра, даже за микрон, за полмикрона до касания земли! Но сколько времени потребуется, чтобы пройти это расстояние бытия самолёту несущемуся со скоростью 800 км в час?! Это нельзя даже назвать мгновением.

Не стало ни мыслей, ни чувств, и никто не знает, что стало с их душами. Одновременно перестали биться сердца всех, кто находился на ещё вот только что существовавшем борту, в числе которых были Лера и мама Герасима. Среди заснеженного леса сибирской тайги в одно мгновение не осталось никого, лишь земля и небо…

Герасим открыл глаза и посмотрел на часы, расположенные прямо перед ним на приборной панели его автомобиля. Оставалось ровно пять минут до того времени, на которое была запланирована встреча с дядей Гришей. Он вздохнул, отстегнул ремень безопасности, вынул ключ из замка зажигания и открыл дверь. В воздухе пахло весной. Он вылез из машины, легонько хлопнул дверцей и закрыл замки, нажав на кнопку брелока сигнализации, и через минуту уже вошёл в подъезд дома, в котором он когда-то жил. Лифтом пользоваться не стал и добрался до своей лестничной площадки пешком, не торопясь. Посмотрел на дверь квартиры, которая так и осталась его – он не стал ни продавать её, ни сдавать, просто сделал запасные ключи для дяди Гриши, так, на всякий случай. Он с самого начала решил, что зайдёт к себе в самую последнюю очередь, когда попрощается с дядей Гришей. Подошёл к его двери, вынул из кармана мобильник и снова посмотрел на часы – до назначенного времени осталось пять секунд. Герасим поднял руку, приставил палец к кнопке звонка и нажал.

Буквально через несколько секунд щёлкнул замок, и дверь распахнулась, а за ней стоял дядя Гриша.

– Ну, здравствуй, Гера! Ты, как всегда, пунктуален! Заходи, дорогой, – улыбнулся Григорий Яковлевич, отступая назад в узком коридорчике своей квартиры.

Герасим зашёл и закрыл за собой дверь, щёлкнув замком.

– Здравствуй, дядя Гриша, рад тебя видеть, – сказал Герасим, пожимая протянутую ему руку и позволяя себя обнять.

– Раздевайся, разувайся, вот твои любимые мягкие тапочки, и проходи в комнату, а я… Тебе, как всегда, кефирчика с чёрным хлебушком? – вопрошающе посмотрел на Герасима Григорий Яковлевич.

– Да, с превеликим удовольствием, – ответил Герасим улыбаясь.

Дядя Гриша ушёл на кухню, а Герасим разделся, сунул ноги в уютные тапочки, наверняка специально подобранные по его размеру, и прошёл в гостиную комнату, посредине которой стоял всё тот же старый, но, по всей видимости, совершенно неподдающийся действию энтропии, крепкий деревянный круглый стол, наверное, приобретённый ещё во времена социализма, вокруг которого стояли задвинутые под массивную столешницу такие же вековые и крепкие, с резными узорами на спинках деревянные стулья.

– Дядя Гриша, я сразу видеокамеру установлю, хорошо? – громко спросил Герасим и подошёл к высокой этажерке, тоже старинной, стоявшей подле занавешенного тяжёлыми бордовыми шторами окна в дальнем правом углу комнаты.

– Да, да, конечно, – откликнулся Григорий Яковлевич, уже неся две большие кружки с кефиром в одной руке, держа их за прижатые друг к другу ручки, и среднего размера блюдце с кусочками идеально ровно нарезанного чёрного хлеба в другой, аккуратно ставя всё это на стол.

– Конечно, Гера. Это же уже стало нашей традицией, – улыбнулся дядя Гриша. – Настраивай свою видеокамеру и садись.

– Да что тут настраивать, когда уже всё давно настроено, только закрепить и нажать кнопочку, – весело ответил Герасим и сел за стол на своё любимое место.

Несколько минут они сидели молча и наслаждались трапезой. Это были те минуты, о которых Герасим и раньше вспоминал, но сегодня он пытался запомнить их особенно тщательно, чётко осознавая, что главное время, отведённое ему для воспоминаний, ещё впереди.

– Ну, рассказывай, – прервал паузу Григорий Яковлевич и улыбнулся. – А то мы с тобой так весь вечер просидим молча, ты же знаешь, я тоже люблю помолчать, а времени у нас, как я понял, не так уж и много. Ты ведь сегодня уезжаешь, я правильно тебя понял? – спросил дядя Гриша, сделав ударение на слове «сегодня».

– Да, всё верно, – ответил Герасим, обдумывая с чего начать разговор, и начал с вопроса. – Дядя Гриша, ты знаешь о новом проекте Роскосмоса?

– Ты хочешь спросить, знаю ли я о новом двигателе? – ответил Григорий Яковлевич вопросом на вопрос, чем вызвал величайшее удивление у Герасима.

– Дядя Гриша, откуда ты знаешь о двигателе? Это же секретная информация!

– Ты считаешь, что математикам нельзя доверять секретов? – рассмеялся Григорий Яковлевич. – Гера, всё очень просто. Я принимал непосредственное участие в разработке математической модели при его создании.

– Ты?! Как?! Дядя Гриша, ты ведь всегда говорил, что ты человек «поверхностный»? – совершенно не скрывая удивления, сказал Герасим и в то же время обрадовался такому неожиданному повороту – ведь это совершенно секретная разработка, и обсуждать её с непосвящёнными в проект он не имел права.

Григорий Яковлевич засмеялся.

– Ты считаешь, что у двигателя нет поверхностей? – продолжая смеяться, ответил дядя Гриша риторическим вопросом.

Ему тоже было приятно удивить Герасима, но ещё приятней было в очередной раз напомнить об универсальности математики, и он сказал свою любимую фразу:

– Прелесть нашей Вселенной состоит в том, что её Законы универсальны! Для математиков эта универсальность очевидна. Главное, научиться системно мыслить, и, как говорится, при изучении предмета иметь системный подход. Вот смотри, в физике есть такое понятие как резонанс. Причём найти, осмыслить и описать математически его можно для любого раздела физики. Например, в механике, самая простая и наглядная резонансная система – это маятник. Частота собственных колебаний определяется всего лишь длинной маятника и его массой. В электричестве частота резонансного контура зависит от ёмкости конденсатора и индуктивности катушки. Но математические формулы, описывающие свободные колебания этих двух систем, одинаковые. И я уверяю тебя, что это распространяется не только на физику. Вот ты спрашивал меня, можно ли называть экономику наукой, если экономисты никак не могут справиться с экономическим кризисом. А ты знаешь, что математики, вопреки завещанию Альфреда Нобеля, всё-таки получают Нобелевскую премию? Просто присуждают им её не за достижения в математике, а за достижения в экономике! – рассмеялся Григорий Яковлевич и продолжил. – Уверяю тебя, колебания в экономике имеют такие же колебательные контуры, как в механике и электричестве, и описываются теми же формулами! Но это уже тема другого разговора.