Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти [litres]

– Хотите сказать, что вы – агент французской разведки? – наконец поняла я.

Он кивнул.

– Но вы не француз. Вы англичанин, – сказала я и пристально посмотрела на него.

– Был им. – Он отвел взгляд. – Теперь я гражданин Франции.

Бошан замолчал, и я откинулась на спинку кресла, глядя на него и размышляя. Что из рассказанного им правда? И может ли он быть моим предком? Фамилия «Бошан», которую англичане переиначивают в «Бичем», не такая уж и редкая, да и внешне мы не особо похожи. У него изящные руки с длинными пальцами – у меня тоже, но форма пальцев другая. Может, у нас похожие уши? У него они довольно большие, хотя и правильной формы. Какие у меня уши, я не знала. Но будь они большими, Джейми бы обязательно об этом упомянул.

– Так чего же вы хотите? – наконец тихо спросила я.

Он посмотрел на меня.

– Мадам, будьте так добры, расскажите вашему мужу то, о чем я вам поведал, – серьезно сказал он. – И убедите его, что дело касается интересов не только его приемного сына, но всей Америки.

– Что вы имеете в виду?

Он повел тонким, изящным плечом.

– Граф Сен-Жермен владел обширными землями в той части Америки, которая сейчас принадлежит Великобритании. Да и его владения во Франции – сейчас их оспаривают несколько претендентов – тоже весьма ценны. Если Фергус Фрэзер докажет, что он Клодель Ракоци – думаю, вы понимаете, что Ракоци – родовое имя, – и что он наследник всего состояния, он сможет использовать его для финансирования революции. Судя по тому, что я знаю о нем – а я уже знаю немало, – он вполне к этому склонен. Если революция победит, то те, кто стоял за ней, будут иметь большое влияние на новое правительство.

– А вы перестанете спать с богатыми женщинами за деньги.

Он криво усмехнулся.

– Вот именно. – Он встал и глубоко поклонился мне. – Мадам, беседовать с вами было истинным удовольствием.

Он почти дошел до двери, когда я окликнула его:

– Мсье Бошан!

– Да? – Он обернулся и посмотрел на меня – темноволосый, стройный мужчина, с выражением насмешки – и боли – на лице.

– У вас есть дети?

Он удивился.

– Не думаю.

– Мне просто стало интересно. Прощайте, сэр.

Шотландское нагорье

От фермы в Балнейне идти пришлось долго. Начало января в Шотландии, как всегда, было мокрым и холодным. Очень мокрым. И очень холодным. Но бесснежным. Уж лучше бы началась вьюга – может, хоть это охладило бы нездоровый пыл Хью Фрэзера. Но вместо снега уже несколько дней лил дождь, нагоняя хмарь. От него чадили очаги, и даже та одежда, которая оставалась в доме, становилась влажной, холод пробирал до самых костей, и казалось, что ты никогда уже не согреешься.

Я пришла к этому убеждению несколько часов назад, но если я не хочу пробираться сквозь дождь и грязь, мне остается лишь одно – лечь и умереть, а я пока не настолько отчаялась. Пока.

Скрип колес вдруг сменился хлюпаньем – они снова застряли в грязи. Джейми пробормотал себе под нос что-то исключительно неподобающее для похоронной процессии, а Йен попытался скрыть смешок за кашлем и раскашлялся по-настоящему. Его надсадный кашель звучал хрипло, словно лай большой, усталой собаки.

Я вынула фляжку с виски из-под плаща – вряд ли жидкость с подобным содержанием спирта смерзлась бы в лед, но я решила не рисковать – и передала Йену. Он принялся пить, хрипя, словно его сшиб грузовик. Кашлянул еще пару раз и вернул мне фляжку, кивнув в знак благодарности. Из его красного носа непрерывно текло.

Как и изо всех носов вокруг. Для некоторых причиной было горе. Однако в большинстве случаев виной, скорее, была погода или насморк. Мужчины молча столпились – уже не в первый раз – вокруг гроба, дружно подняли его из грязи и переставили на скалистую часть дороги.

– Как ты думаешь, сколько лет прошло с тех пор, как Саймон Фрэзер в последний раз был дома? – шепотом спросила я у Джейми, когда он вернулся, чтобы занять свое место рядом со мной в конце процессии. Он пожал плечами и вытер мокрый нос мокрым платком.

– Много. У него для этого, похоже, не было причин.

Видимо, нет. Прошлой ночью мы бодрствовали на ферме – она была лишь немногим меньше Лаллиброха, но построена похоже – и я узнала многое о военной карьере и деяниях Саймона Фрэзера. Однако в надгробных речах, к сожалению, не упоминалось, когда и в какой последовательности он совершил эти подвиги. Если он и правда побил всех, о ком рассказывали, у него вряд ли оставалось время даже на то, чтобы сменить носки между военными кампаниями, не говоря уж о возвращении в Шотландию.

К тому же имение ему не принадлежало – он был вторым из девяти детей. Его жена, маленькая bainisq, плелась в голове процессии, опираясь на руку деверя Хью. Видимо, у нее нет собственного поместья, раз она живет с семейством Хью, и нет детей – или они живут далеко от нее.

Интересно, довольна ли она тем, что мы привезли тело ее мужа домой? Может, она предпочла бы просто знать, что он геройски погиб где-то далеко, выполняя свой долг, а не иметь дело с его жалкими, пусть и профессионально упакованными, останками?

Разумеется, она не выглядела счастливой, но ей определенно нравилось быть центром внимания. Ее морщинистое лицо разрумянилось и словно бы даже разгладилось во время ночного торжества, и она шла за гробом мужа, не жалуясь на усталость.

А виноват во всем Хью, старший брат Саймона и владелец Балнейна – егозливый старичок ростом едва ли выше своей невестки – и его романтические идеи. Это он предложил упокоить Саймона, самого бравого воина рода, не на фамильном кладбище, а в месте, более всего соответствующем выказываемым ему чести и почтению.

Bainisq произносится как «банн-ишг» и означает «маленькая пожилая женщина». Я смотрела в спину Хью и размышляла: «маленький пожилой мужчина» – это «ишг» или нет? Но спрошу я об этом не сейчас, а только когда мы вернемся домой – если, конечно, нам удастся все завершить до полуночи.

Наконец мы увидели Корримони. Джейми сказал, название означает «яма в болоте». Так и было. Внутри похожей на чашу котловины возвышался небольшой холм. Он состоял из множества речных камней величиной с кулак, а иногда и с голову. А вокруг этой мрачной, серой насыпи высились стоячие камни.

Я невольно сжала руку Джейми. Он удивленно посмотрел на меня, потом увидел, на что я смотрю, и нахмурился.

– Саксоночка, ты что-нибудь слышишь? – спросил он.

– Только ветер. – Он рыдал вместе с похоронной процессией, вторил coronach – похоронной песне Хью, – но когда мы вышли на пустошь, завыл и окреп: полы плащей и подолы юбок взмывали вверх, словно крылья воронов.

Я настороженно смотрела на стоячие камни, но мы остановились у самой насыпи, а я так ничего и не ощутила. Насыпь оказалась так называемой «коридорной гробницей», обобщенно их еще называют «Каирн-Клава». Не знаю, как это переводится, но дядя Лэм хранил много фотографий подобных мест. В особые дни коридоры в подобных гробницах оказываются на одной линии с определенными астрономическими объектами. Я бросила взгляд на хмурое, плачущее небо и решила, что сегодня вряд ли один из таких дней.