Диана Гэблдон - Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти [litres]

– Мы не знаем, кто был там похоронен, – сказал нам Хью несколько дней назад. – Но он наверняка был каким-нибудь великим вождем – а иначе зачем строить такую гробницу?

– На всякий случай хочу спросить – тот великий вождь все еще лежит там? – осторожно поинтересовался Джейми.

– Нет-нет, его давно поглотила земля, – заверил его Хью. – Там остались лишь несколько его костей. И можешь не беспокоиться, это место не проклято.

– Отлично, – пробормотала я, но он не обратил на мои слова внимания.

– Какие-то типы сунули туда нос еще лет сто назад или больше, так что даже если там и было проклятье, оно перешло на них.

Это успокаивало, к тому же никто из стоявших сейчас вокруг гробницы не пытался отойти от нее подальше и не проявлял беспокойства от столь близкого соседства с ней. Впрочем, быть может, они просто привыкли к ней за долгие годы и воспринимали всего лишь как часть пейзажа.

Мужчины что-то обсуждали, с сомнением качая головами и указывая то на коридор, ведущий в похоронный отсек, то на верх гробницы. Женщины столпились в ожидании. Вчера мне их представили, но я от усталости так и не смогла запомнить, кого как зовут. Их лица казались мне похожими – худые, морщинистые и бледные, отмеченные печатью непреходящей усталости, – восставшие из мертвых и то вряд ли выглядели бы столь изнуренными.

Мне внезапно вспомнились похороны миссис Баг. Прошедшие в узком кругу и поспешно, они все же были полны достоинства, а присутствующие испытывали искреннюю печаль. А эти люди едва знали Саймона Фрэзера. Уж лучше бы его оставили на поле боя, рядом с павшими товарищами, как он того и хотел. Но прав был тот, кто сказал, что похороны проводятся в интересах живых.

Поражение у Саратоги и чувство тщетности происходящего, овладевшее офицерами, побуждало их свершить нечто такое, что показало бы их любовь к Саймону Фрэзеру и почтение к нему как к воину. Быть может, они захотели отправить его домой еще и потому, что и сами стремились вернуться в родные стены.

Скорее всего, генерал Бергойн настоял на отправке тела в Шотландию из-за ощущения поражения – и неисправимого романтизма; вполне возможно, что того требовала его честь. Затем покойник попал в руки Хью Фрэзера, который никак такого не ожидал, а после Каллодена едва сводил концы с концами и потому не мог обеспечить должные похороны, но зато был романтиком в душе… Все это породило странную цепочку событий, в результате которой Саймон Фрэзер вернулся в дом, который больше ему не принадлежал, к жене, которая была ему чужой.

«И дом его более не принадлежит ему». Я вспомнила эти строки, вышедшие из-под пера Фомы Аквинского, когда мужчины наконец пришли к единому решению и принялись снимать гроб с телеги. Я вместе с другими женщинами подошла ближе и оказалась в паре футов от одного из стоячих камней, окружавших гробницу. Эти камни были меньше, чем камни Крэйг-на-Дун, – около трех футов в высоту. Повинуясь неясному чувству, я подошла к камню и коснулась его.

Я ничего не ждала и, по счастью, ничего и не случилось. Но если бы я вдруг исчезла в разгар похорон, это изрядно бы их разнообразило.

Ни жужжания, ни криков, ни странных ощущений. Обычный камень. В конце концов, не все стоячие камни обозначают временные порталы. По-видимому, древние строители ставили их на любое мало-мальски значимое место – например такое, как это. Интересно, что за мужчины – или, может, женщины? – упокоились здесь, оставив после себя лишь обломки костей, куда более хрупкие, чем давшие им приют камни?

Мужчины опустили гроб на землю и, ворча и отдуваясь, потащили по коридору в похоронный отсек, который находился в центре гробницы. Невдалеке лежала каменная плита со странными полукруглыми углублениями, должно быть, сделанными древними строителями. Четверо сильных мужчин подняли ее и медленно, осторожно положили на вершину гробницы, закрыв отверстие. Плита опустилась с глухим стуком, несколько маленьких камней скатились по склону насыпи. Мужчины вернулись, и все мы неловко сгрудились вокруг гробницы, не зная, что делать дальше.

Священника с нами не было. Заупокойная месса по Саймону состоялась раньше, в маленькой каменной церквушке, до прихода в это сугубо языческое захоронение. Хью явно не нашел никаких ритуалов для подобных похорон.

Стало ясно, что нам придется просто развернуться и пойти обратно на ферму, но Йен вдруг громко кашлянул и вышел вперед.

Похоронная процессия смотрелась неказисто, никто не носил ярких тартанов, которыми славились шотландские церемонии в прошлом. Даже Джейми выглядел блекло: одежды его скрывал темный плащ, а волосы покрывала шляпа с широкими полями. Единственным ярким пятном на фоне всеобщей серости был Йен.

Когда он сегодня утром спустился в общую залу, на него обратили внимание все. Да и как было не обратить, если он обрил почти всю голову, а оставшиеся посередине головы волосы чем-то смазал и придал им форму гребня. Потом украсил его индюшачьими перьями и продырявленным серебряным шестипенсовиком и прикрыл плащом поношенную одежду из оленьей кожи и сине-белый браслет-вампум, который сделала его жена Эмили.

Джейми медленно оглядел его снизу доверху и кивнул, усмехнувшись уголком рта.

– Думаешь, поможет? Они все равно узнают тебя, – сказал он Йену, когда мы направились к двери.

– Узнают ли? – спросил Йен и вышел под дождь, не дожидаясь ответа.

Джейми оказался прав. Переодевание Йена было лишь тренировкой перед прибытием в Лаллиброх – мы поедем туда, как только похороним Саймона и выпьем на прощание виски.

Впрочем, сейчас это пригодилось. Йен медленно снял плащ и отдал его Джейми, затем подошел ко входу в коридор гробницы и встал лицом к людям – они глядели на него, как на призрака. Йен вытянул руки ладонями вверх, закрыл глаза, подставил лицо под дождь и запел что-то на языке могавков. Он не был певцом, а голос его охрип от холода, и многие слова звучали неверно или невнятно, но я уловила имя Саймона в самом начале. Смертная песнь генерала. Она не продлилась долго, но когда он опустил руки, все громко вздохнули.

Йен, не оглядываясь, пошел прочь, и все молча последовали за ним. Похороны окончились.

Погода портилась, к дождю добавился снег, и Хью убеждал нас остаться по крайней мере на несколько дней, пока небо не прояснится.

– Оно может проясниться лишь на Михайлов день [51] 29 сентября, день архангела Михаила. , – улыбаясь, сказал ему Джейми. – Нет, кузен, мы поедем сейчас.

И мы поехали, надев всю имевшуюся у нас одежду. До Лаллиброха было больше двух дней пути, и нам пришлось заночевать в брошенном фермерском доме, поставив лошадей в находившийся рядом коровник. В доме не было ни мебели, ни торфа, чтобы развести огонь, а половина крыши провалилась, но каменные стены хоть немного защищали от ветра.