Марина Дяченко - Фэнтези или научная фантастика? (сборник)

– Откуда вы знаете, страшны ли они? Вы ведь так и не сумели их понять?

– Да, – сказал Дым. – Мы говорим на почти одном языке и даже пользуемся одинаковыми буквами… Но понять друг друга мы не сможем. Никогда.

– Почему же вы велели всем идти туда, к ним? – спросил Люк с подозрением.

– Я никому ничего не велел… Я рассказал все, что знал. Они выбрали сами. Как когда-то выбрал Лидер…

– Вы верите этой истории о Лидере?

– Верю, – серьезно отозвался Дым. – Мне кажется, все было именно так.

Люк закончил наводить порядок на рабочем столе. Вытер руки тряпочкой – обрывком когда-то белого халата:

– А почему вы не остались у Хозяев? Ведь там можно жить, и жить неплохо?

– Я не могу без стада, – сказал Дым с отвращением.

– Может быть, это не всегда плохо, – шепотом проговорил Люк.

Руки его давно были сухие, но он все еще мял и мучил несчастную тряпочку. Летели белые ошметки.

– А что за тему диплома тебе зарубили? – спросил Дым.

Тряпочка треснула; Люк опомнился. Осторожно положил в ведро обе лохматые половинки:

– Да так… Я разрабатывал альтернативу… маячкам.

– Разработал? – быстро спросил Дым.

Люк помолчал. Отвел глаза:

– Нет. Когда стало ясно, что это нашествие… Я целыми днями сидел… я думал: сейчас я найду панацею – и прославлюсь. Я буду… знаменитее, чем Дива Донна, – он невесело усмехнулся. – И она меня полюбит…

– Не получилось? – спросил Дым, заранее зная ответ.

Люк мотнул опущенной головой:

– Не получилось. Знаете, среди исследователей ходила такая байка… что Арти-Полевой не выдумал маячки. Что он спер идею в какой-то старой книге, а источник потом уничтожил. Что с нашим уровнем технологии невозможно додуматься до такого … что надо знать о физиологии волка в десять раз больше, чем мог знать Арти. И тому подобное… И вот когда я сидел, и была паника, полные улицы беженцев, еды ни травинки… А я сидел в лаборатории, и с каждой секундой все яснее понимал, что попытки мои смешны, и правильно мне зарубили тему… Я отчаивался, и тогда мне казалось, что эти сплетни имели под собой основание.

Дым огляделся.

Стены лаборатории вдруг нависли над ним, как нависали некогда безразмерные пространства Хозяев. Плотно завинченные сосуды с реактивами, громоздкие приборы с тусклыми дисплеями, переплетение проводов и горы лабораторной посуды – все это казалось фальшивым, муляжным, мертвым.

– Значит, не было никакой науки, – услышал Дым собственный голос. – Было подражание… робкое повторение давно сделанного, давно пройденного… Игра в науку… Да?

– Нет, – яростно сказал Люк и отвернулся. – Идемте… я кое-что вам покажу.

– Эй, – негромко позвал Дым.

Те трое, что лежали на куче тряпок, вяло шевельнули ушами. К Дыму обратилось три пары равнодушных глаз – стеклянные пуговицы, блестящие, но бессмысленные.

Дым едва удержался, чтобы не попятиться.

– Это…

– Да, – сказа Люк за его спиной. – Это те… которых стригут и едят Хозяева. Это наши предки, вернее, наши неудачливые двоюродные братья… Их сюда привезли еще детьми. Еще много лет назад. Было двадцать два. Осталось трое…

– Зачем? – после паузы спросил Дым.

– А как иначе? Биология, медицина…

– Они здесь были все это время? Когда нечего есть…

– Я потрошил матрасы, – сказал Люк, с трудом выдерживая его взгляд. – старая солома… И я свое отдавал.

– Им?

Люк помолчал, будто решаясь. Наконец, нервно потер руки:

– Это еще не все… Идемте.

Они долго шли узким, скверно пахнущим коридором; поднялись по крутой винтовой лестнице, и Дым увидел обнесенное железной сеткой сооружение.

За сеткой, в ремнях, в переплетении шлангов…

Дым на поверил своим глазам.

В станке помещался плотно спеленатый трубками, прикованный к железной стойке плешивый волк.

– Была наука, – сказал Люк, как будто нездоровое животное в станке могло подтвердить или опровергнуть эту истину. – Были… накопили материала предостаточно. Вот только распорядиться…

Волк открыл желтые глаза. Дым невольно отшатнулся.

– Ей недолго осталось, – тихо сказал Люк. – Волчице… Она умирает.

На площадь они пришли позже всех. Кто-то уже разжег костер вместо Дыма; Лана, увидев Дыма и Люка вместе, удивилась и, кажется, повеселела.

– Может, ты споешь? – спросил у нее Дым.

Она покачала головой:

– Нет. Теперь не надо.

Они уселись рядом, и Лана, прежде немногословная в присутствии Дыма, начала вдруг рассказывать, подробно и откровенно, хотя ее никто об этом не просил. Она рассказывала, как на нее внезапно упала слава, как огромные толпы хлопали и подпевали, и как она теряла голову от мгновенной власти над ними… Как значки с ее портретом носил каждый второй, а плакаты пестрели на всех афишных тумбах, и ради того, чтобы только коснуться ее, люди толкались чуть ли не насмерть…

И как потом случилось нашествие, и слава ее растаяла, как кусочек масла.

И как ей приходилось драться в очереди за пайком.

Как ее перестали узнавать и помнить, все о ней забыли, и как появился Люк…

– Все-таки зря ты перестала петь, – сказал Дым, когда Лана наконец охрипла и замолчала.

– Нет… Все правильно, – вмешался молчавший до сих пор старик. – Разумные существа не должны ходить стадом… в том-то все и дело…

И Дым почувствовал, как внутри его закипает непонятное раздражение и протест против этой старой, неоспоримой, банальной истины.

Волки появились на окраинах. Собираться по вечерам на площади стало небезопасно; каждое утро и каждый вечер – в сумерках – Дым зажигал факел и поднимался на крышу.

Сосед справа – их с Дымом разделяли три покинутых двора – подавал своим факелом сигнал «все в порядке». Приняв сигнал, Дым то же самое сообщал соседям слева, а те отвечали, передавая сигнал дальше…

Однажды холодным утром – на белой шерсти Дыма лежал толстый слой инея – соседи слева не ответили.

С рассветом Дым вышел на улицу – и сразу же увидел волчьи следы.

…Перед домом уже стояли двое парней из двора напротив. Топтались, втянув головы в плечи, не решались войти. Снег перед домом был утоптан волчьими лапами, и входить, собственно, было уже не нужно.

Дым вошел.

– Я ничего не оставил после себя, – сказал старик. – Слышишь, Дымка… я мог бы написать… что-то вроде мемуаров. Теперь мне кажется, что я много знал, еще больше понимал и мог объяснить бы…

– Да, – сказал Дым.

Старик умирал. В этом не было сомнения; Дыму казалось, что надо помолчать, о чем-то подумать, но старик не замолкал ни на минуту.

– Дымка… Ты предал дело Лидера. И это правильно, ты – молодчина… А, может быть, никакого Лидера и не было? Теперь никто никогда не узнает…