Лоис Буджолд - Танец отражений

– Спокойствие к тебе придет – со временем. Пока просто слишком рано, – убедительно объяснила она. – Пока ты сущий новичок.

– Я должен вернуться. Попытаться исправить то, что натворил. Если смогу.

– А если не сможешь, что тогда? – холодно вопросила Ботари-Джезек. – Рванешь прочь прямо с низкого старта?

Эта женщина что, мысли его читает? Плечи Марка обвисли под грузом ее насмешки. И его собственных сомнений. – Я… – выдохнул он, – не… – Не знаю. Он не сумел договорить эту фразу вслух.

Графиня сплела длинные пальцы. – Я не сомневаюсь в отваге твоего сердца, – произнесла она, спокойно на него глядя.

Черт, она своим доверием способна разбить это сердце куда основательнее, чем Иллиан со всеми его подозрениями. Марк сгорбился на стуле.

– Но… ты мой второй шанс. Моя совсем нежданная надежда. Я никогда не думала, что здесь, на Барраяре, у меня может быть еще один ребенок. Теперь Единение Джексона сожрало Майлза, а ты хочешь отправиться туда вслед за ним? И ты тоже?

– Мэм, – безнадежно проговорил он. – Мама… Я не могу быть твоим утешительным призом.

Она скрестила руки на столе и оперлась подбородком на сложенные колечком пальцы. Глаза у нее были серыми, словно зимнее море.

– Кто-то, но вы должны понимать, – взмолился Марк, – как важен бывает второй шанс.

Графиня отодвинула стул и встала. – Я… должна это обдумать. – И она вышла из маленькой столовой. Марк со смятением заметил, что половина ужина осталась на ее тарелке нетронутой.

Заметила это и Ботари-Джезек. – Хорошая работа, – огрызнулась она.

«Мне жаль, мне жаль…»

Она поднялась и выбежала вслед за графиней.

Марк сидел, одинокий и покинутый. И, без оглядки и не совсем понимая, что делает, наелся до того, что ему стало плохо. Он с трудом доковылял до своей комнаты, поднявшись на нужный этаж на лифте, и лег, мечтая скорее забыться сном, чем отдышаться. Но ни сон, ни ровное дыхание к нему не приходили.

Когда про прошествии бесконечного времени его оглушающая головная боль и острая резь в желудке только-только начали стихать, в дверь постучали. Он перекатился на кровати с приглушенным стоном. – Кто там?

– Елена.

Марк зажег свет и сел в кровати, прислонившись к резному изголовью орехового дерева и запихнув за себя подушку, чтобы в спину не впивался чертовски твердый выпуклый узор из листьев. Ему не хотелось разговаривать с Ботари-Джезек. И вообще ни с одним человеческим существом. Он перезастегнул рубашку – посвободнее. – Заходи, – пробормотал он.

Она осторожно перешагнула порог, лицо ее было серьезным и бледным. – Привет. Ты как, нормально?

– Нет, – признался он.

– Я пришла извиниться, – сообщила она.

– Ты? Передо мной? За что?

– Графиня рассказала мне… кое-что о том, что с тобой произошло. Извини. Я не понимала.

Его снова препарировали заочно. Он точно мог это сказать по тому потрясенному виду, с каким Ботари-Джезек глядела на него: словно сейчас на ее глазах его туго набитый живот располосовали от сих до сих и вывернули наизнанку для аутопсии. – Ах, черт. И что она теперь рассказала? – Он с трудом напрягся, пытаясь сесть прямее.

– Майлз уже кое-что говорил об этом, но не прямо. Тогда я не поняла, насколько все было плохо. А графиня рассказала мне как есть. Что с тобой сделал Гален. Про изнасилование шоковой дубинкой и, гм, нарушения в еде. И все прочие тоже. – Она отводила взгляд от его тела, глядя Марку лишь в лицо и выдавая этим непрошеную глубину своих новых знаний. Елена с графиней должны были проговорить часа два. – И все это он тщательно рассчитывал. Вот что самое ужасное.

– Не уверен, что с шоковой дубинкой он рассчитал специально, – осторожно начал Марк. – По-моему, Гален был не в себе. У него крыша съехала. Не бывает таких прекрасных актеров. А, может, начиналось все по расчету, но вышло из-под контроля. – Тут он в полной беспомощности взорвался: – Черт!!! – Ботари-Джезек аж подлетела в воздух. – Она не имела права говорить об этом с тобой! И ни с кем другим! Я вам что, к черту, лучшее шоу в городе?

– Нет-нет! – Ботари-Джезек успокаивающе развела ладони. – Ты должен понять. Я рассказала ей про Мари, эту блондиночку-клона, с которой мы тебя застали. О том, что, по моему мнению, тогда случилось. Я обвинила тебя перед графиней.

Он застыл, вспыхнув от стыда и нового страха. – А я думал, что ты расскажешь ей об этом первым делом. – Или все его, как он считал, сложившиеся отношения с графиней, были выстроены на гнилом фундаменте и теперь обрушились, превратившись в руины?

– Она так сильно хотела, чтобы ты был ей сыном… я не могла решиться. Но сегодня вечером я так на тебя разъярилась, что все выболтала.

– И что произошло тогда?

Ботари-Джезек изумленно покачала головой. – Она настолько бетанка… Настолько странная. Когда ты представляешь, где сейчас ее мысли, то никогда не угадаешь. Она ни капельки не удивилась. А потом все объяснила мне… У меня было такое ощущение, словно мне мозги вывернули наизнанку, да еще хорошенько прочистили щеткой.

Марк чуть не расхохотался. – Судя по описанию, типичная беседа с графиней. – Удушающий страх начал таять. Она не презирает меня .

– Я ошибалась насчет тебя, – упрямо заявила она.

Он досадливо развел руками. – Приятно знать, что у меня есть такая защитница – но ты не ошиблась. Должно было случиться именно то, о чем ты подумала. И я бы совершил это, если бы смог, – горько признался он. – Меня остановила не добродетель, а то, что мне некогда хорошенько промыли мозги под высоким напряжением.

– О, я не хочу сказать, что я ошибалась в фактах. Но я толковала твои поступки под влиянием собственной злости. Я и не представляла себе, какими систематическими пытками тебя воспитывали. И как сильно ты сопротивлялся. Думаю, я на твоем месте просто впала бы в кому.

– Ну, так плохо было не всегда , – с неловкостью признался он.

– Но ты должен понять, – упрямо повторила она еще раз, – что произошло со мной. Дело в моем отце.

– Что? – Ощущение было, словно его голову резко развернули налево на девяносто градусов. – Я знаю, какое к этому имеет отношение мой отец, а твой-то каким боком?

Она принялась ходить по комнате. Готовясь к чему-то. Когда она заговорила, то выпалила все единым махом: – Мой отец изнасиловал мою мать. Вот так появилась я, во время барраярского вторжения на Эскобар. Я узнала об этом несколько лет назад. Поэтоиму я болезненно чувствительна ко всякому насилию. Я его не выношу, – она стиснула кулаки, – и все же оно во мне . Я не в силах от него сбежать. Поэтому мне было очень трудно увидеть тебя ясно. У меня было такое чувство, словно последние десять недель я гляжу на тебя сквозь туман. А графиня его рассеяла. – Действительно, взгляд ее больше не был обжигающе холодным. – И граф мне тоже помог; не могу передать, насколько.